Читаем История жизни, история души. Том 2 полностью

Как-то вы обе перенесли эти перепады температуры и давления! Какое счастье, что не испугались трудностей переезда в Болшево и не остались в городе! От всех наших бед и недугов одно спасение — воздух! Крепко целуем вас все трое!

Ваши А. А. А.

1Нина Андреевна Трухачева, жена ^ Б, Трухачева, двоюродного брата А.С.

Е.Я. Эфрон u З.М. Ширкевич

19 июля 1969'

Дорогие Лиленька и Зинуша, мы едем и едем (?) вдоль аграмад-ной реки, хоть и северной, но совсем иной, чем Енисей; Северная Двина как-то женственнее Енисея! спокойнее, мягче что ли, хоть и тут суровости хоть отбавляй! Небывалая жара покинула нас в Архангельске, погода всё время прохладная, скорее пасмурная, но с яркими просветами. По берегам необыкновенной протяжённости редко разбросаны сёла, из которых почти каждое - старше Москвы. Избы и не назовёшь избами — настоящие дбмы, очень просторные и многооконные, под одной крышей и дом, и двор; садов нет; края лесные — со всех сторон леса подпирают небо. Лес кормит, река поит — жить можно, вот и живут издавна — крепко, обстоятельно живут, неспешно — не связанные с земледелием, изнуряющим и редко кормящим досыта. Проехали родину Ломоносова, ничем не отличную от других здешних сёл и берегов. Воздух не столь речной, сколь морской - всё время чувствуется дыхание Белого моря. Старых деревянных церквей мало и в плохой сохранности. Стараюсь что-то зарисовывать и на остановках и даже на ходу. Небо здесь, как всюду на Севере, — очень высокое и необычайно просторное; ещё стоят белые ночи, дневной свет чуть меркнет часа на два в сутки. Всё время чувствую, что под этим вот небом, за этой лесной кромкой горизонта были сплошные лагеря; в сплошных лесах - сплошные лагеря! Скоро прибудем в Котлас2, с которого началось когда-то моё странствие по Коми АССР. Сколько ни валили мы там лес - много его осталось и для грядущих поколений!

За пароходом всё время следуют чайки - штатные! От самого Архангельска — кормятся остатками с «барского стола». Стол, впрочем, не ахти, но терпеть можно, тем более что иного выхода нет.

Посылаю вам соловецкие открытки — Соловки недалеко, но мы туда не поедем, не хочется студеного моря и прочих неустройств! Крепко обнимаем вас! До скорой — уже — встречи!

Ваши А. А. и А.

Воображаю, как долго будет идти письмо.

1 Письмо написано на двух открытках. На обороте первой фотография: Соловецкие острова, Кремль ранним утром. На обороте второй фотография: Соловецкие острова, вечер на Белом море.

2 В Котласе находилась пересыльная тюрьма. В мартовских письмах 1941 г. к дочери М.И. Цветаева пишет, что Котлас был первым Алиным адресом, который ей сообщили в Бутырках 27 января 1941 г., после отправления этапа.

В. Н. Орлову

30 июля 1969

Приветствуем Вас с берегов Сев. Двины, милый Владимир Николаевич! Поездка (Архангельск — Вел<икий> Устюг — Архангельск) была столь же интересной, сколь утомительной, к тому же и погода не баловала ни теплом, ни солнцем, появившимся, как водится, лишь в последние дни. Всласть налюбовались на ешё уцелевшие «памятники деревянного зодчества» — от красоты их и заброшенности серд-

це обливалось кровью. Великий Устюг — сказочен и вполне неожиданно почти не тронут «цивилизацией», т. е. относительно мало разрушено старое и относительно мало «Черёмушек». Во многих (закрытых) церквах ещё целы иконостасы, дерев<ян-ная> резьба, иконы, кое-где фрески. Что до населения, то -красивы! без монгольских примесей! спокойны! приветливы!

Сам же «круиз» (или «крюиз»?) организован из рук вон плохо (Ленингр. тур. бюро) — сплошные «накладки» и нерво-трёпка, «жратва» же напоминает времена «культовой» баланды; впрочем, и края те же самые, очень памятные мне, особенно в районе Котласа. Скоро Таруса, откуда напишу толковее. Всего самого доброго вам обоим!

ВайЦ1 А., А. и А (сплошное а-а!)

В.Н. Орлову

14 августа 1969

Милый Владимир Николаевич, как хорошо, что Вы выбрались в Прибалтику! Она никогда не обманывает, ибо никогда не сулит сверх того, что может дать — как, например, юг — и тем большее счастье, когда и хорошая погода перепадает! К тому же, как бы ни была мала страна, но море большое и небо большое, так что всегда иллюзия если не простора, так пространства. Только ни слова Вы не пишете о Елене Владимировне, а она где? Вероятно, или уже, или ещё работает? Удивительно трудоспособное существо, работает в любой сезон с упорством часовой стрелки. Впрочем, тут трудолюбие - явное следствие призвания... Чего не скажешь о стрелке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное