Семью моего отца в конце войны ограбили, и известный в городе человек, которого называли «ясновидящим», смог точно назвать членам семьи место, где находились грабители. Он закончил такими словами: «Но вероятно, когда вы придёте, их там уже не будет – останется только один». Всё оказалось именно так, как сказал провидец, и в кустах лежал один из грабителей – незадолго до того его застрелили его же сотоварищи...
Но тут я застрял в тупике. Хотя я дошёл до того, что фактически поверил в существование Бога, эта вера была скорее интеллектуального свойства. Умом я был убеждён, но сердцем я не знал ничего, с чего можно было бы начать. И неудивительно: я был влюблён, здоров, хорошо успевал в школе – мне просто не нужен был никакой Бог! Напротив, где-то глубоко внутри меня будоражил страх, что если я отнесусь к вере всерьёз, то я, чего доброго, не смогу больше ничему радоваться, должен буду надеть монашеский клобук и уйти в затвор.
Бог же, тем не менее, пытался ко мне пробиться. Например, после одной беседы о вере, которая состоялась у меня с каким-то пожилым человеком на пешеходной улице, этот человек прислал мне очень милое письмо и любовно упакованную кассету с проповедью. Однако когда через несколько фраз от начала кассеты прозвучало: «Благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих…», я нажал кнопку «стоп». Нет, я никогда не сдам в гардероб свой разум, чтобы обрести веру! И, кроме того, спасать меня было ещё не нужно, для этого мне тогда слишком хорошо жилось.
Катастрофа становится поворотным пунктом
Однако это, к сожалению, изменилось чересчур быстро и очень драматичным образом: мои родители после почти 20-летнего супружества развелись, и после этого мама жила как одна из многих сотен тысяч одиноких людей среди миллионов жителей Мюнхена. Там она была в алкогольном приступе ревности зверски убита своим «другом». Я тогда как раз служил в армии, и мне эту ужасную новость сообщил капитан нашей части. По пути обратно к месту расквартирования я в растерянности плакал, и сразу после этого все остальные чувства вытеснил шок. Потом я своими руками стирал кровь матери – это было последним, что я мог для неё сделать. Если нужно было нас защитить, она вступалась за нас, своих детей, как львица. Но ей в её крайней нужде никто не помог. При этом я имею в виду не столько показания соседей на следствии о том, что они слышали крики о помощи, на которые, однако, никто не среагировал. Нет, я имею в виду время одиночества моей мамы в маленькой квартирке, когда внешне она была преуспевающей секретаршей своего шефа, а на самом деле – отчаявшейся женщиной, погрязшей в самобичевании, алкоголизме и таблеточной наркомании.
При погребении матери я ощущал пустоту и бесчувствие. Если бы кто-то бросил с моста камень в реку, это заинтересовало бы меня не больше и не меньше. Но это было частью шокового состояния моей души. Внешне я держал руки в карманах, но внутри у меня рушились целые миры. Я испытывал глубокое чувство вины за то, что в последние годы жизни своей мамы оставил её в таком одиночестве. С одной стороны, мне пришлось беспомощно наблюдать за тем, как она падала всё больше. С другой стороны, я ощущал, что бросил её на произвол судьбы, потому что почти не приходил к ней в гости и ни разу не поздравил её с днём рождения. Я вёл жизнь эгоиста. Это было печальное признание, которое медленно одолевало меня в эти дни: ты эгоист!
Конечно, я не воспринимал этого осознанно. И внешне, вероятно, даже производил такое впечатление, что вполне могу справиться и с этим ударом судьбы. Не знаю, куда бы привело такое развитие событий, если бы Бог в это время не встретился со мной лично. Я и сейчас точно помню, как лежал один в кровати в доме посреди леса. Во мне всё сильнее поднималось чувство печали, я заплакал от отчаяния из-за смерти матери и своего неучастия в её жизни. Теперь я хотел бы отнестись к ней с любовь и благодарностью, но было слишком поздно. Но тут было кое-что ещё, и сегодня я знаю, что именно, поэтому я впервые за долгое время позволил своим чувствам выйти наружу. Это было милосердие! Это трудно выразить словами, но я ощущал, что есть кто-то такой, кто знает меня насквозь – и всё же меня любит! Я чувствовал себя виноватым и в то же время безусловно принятым. Я вдруг понял, что Бог есть. Он не осуждал меня! Состояние у меня было неописуемым. Нигде я не чувствовал такого обличения в грехе, как в Его присутствии. И тем не менее, Он не отвергал меня! Напротив, я ощущал себя настолько понятым и принятым, как никогда раньше. Именно это размягчило мне сердце, именно этот ключ снова открыл путь для моих слёз. Я рыдал и рыдал, и всё ещё разрываясь между неверием и надеждой, впервые в жизни стал молиться Богу своими словами: «Если Ты есть, прости меня за всю мою жизнь. И дай мне жизнь новую!»