История знаменитых преступлений

Было очень холодно. Всю ночь шел дождь, и мрачное, затянутое тучами небо, казалось, разделяло всеобщую печаль. Занд был слишком слаб, чтобы сидеть, поэтому привалился к плечу сопровождавшего его господина Г. Спокойное и умиротворенное, хоть и несколько изможденное страданиями лицо его с открытым и чистым лбом и привлекательными, пусть и не в классическом понимании, чертами выглядело постаревшим, как если бы терзания его продолжались не четырнадцать месяцев, а много лет. Наконец кортеж прибыл на место казни, окруженное кавалеристским батальоном. Занд оторвал взгляд от неба и увидел эшафот.

Снова ласково улыбнулся и, выходя из экипажа, сказал:

– Что ж, до сих пор Господь давал мне силы.

Директор тюрьмы и те из сопровождающих, кто оказался поближе, поддержали его, помогая взойти по ступеням. За то короткое время, пока длилось это восхождение, Занд согнулся от боли, но, оказавшись наверху, выпрямился со словами:

– Так вот где мне предстоит умереть!

И, прежде чем подойти к стулу, на который ему полагалось сесть для проведения казни, он повернулся и посмотрел на Мангейм, а потом пробежал взглядом по окружавшей его толпе. В этот миг сквозь тучи пробился солнечный луч. Занд поприветствовал его улыбкой и сел, куда было велено.

По правилам осужденному предстояло во второй раз прослушать приговор, и у него спросили, чувствует ли он себя достаточно сильным, чтобы проделать это стоя. Занд отвечал, что попробует и вся надежда на то, что, если не хватит сил телесных, сила духа ему не изменит. Он тотчас же встал с рокового сиденья и попросил господина Г. побыть с ним рядом, чтобы он мог опереться на него, если начнет падать. Эта предосторожность оказалась излишней: Занд не пошатнулся ни разу.

Когда приговор был оглашен, он сел на стул и громко произнес:

– Умирая, вверяю себя Господу…

Но тут господин Г. прервал его:

– Занд, что вы обещали?

– Вы правы, – отвечал тот. – Я позабыл.

Больше толпа не услышала от него ни слова, но, торжественно вскинув правую руку, он произнес вполголоса так, чтобы слышать его могли только те, кто находился в непосредственной близости:

– Господь мне свидетель, я умираю за свободу Германии!

И, по примеру Конрадина[47], он перебросил в толпу, через головы солдат, его окружавших, скрученный носовой платок.

Палач приблизился, чтобы обрезать ему волосы. Поначалу Занд этому воспротивился.

– Это для вашей матушки, – сказал ему господин Видеман.

– Слово чести? – спросил Занд.

– Слово чести.

– В таком случае стригите, – сказал Занд, подставляя голову палачу.

Тот состриг всего несколько прядей, из тех, что спадали на спину, а остальные стянул лентой на макушке. Затем палач сложил ему руки на груди. Но из-за раны такая поза была для Занда болезненна, и он невольно опустил голову. Тогда ему велели положить руки на бедра и в таком положении привязали их веревками. Когда же пришел черед завязать осужденному глаза, Занд попросил господина Видемана так наложить повязку, чтобы он мог до последнего мгновения видеть свет. Желание его было исполнено.

Глубокая, смертная тишина повисла над эшафотом и толпой. Палач извлек свой меч, подобно молнии полыхнувший алым, и нанес удар. Тотчас жуткий крик вырвался из двадцати тысяч грудей разом: голова не упала – склонившись к груди, она еще держалась на шее. Палач ударил снова, и на этот раз отрубил голову и часть руки.

В ту же секунду, как ни противились солдаты, цепь была прорвана. Мужчины и женщины устремились к эшафоту и носовыми платками собрали кровь до последней капли; стул, на котором сидел Занд, разбили и унесли по кусочкам, а те, кому ничего не досталось, стали отрезать запятнанные кровью кусочки эшафота.

Голову и тело поместили в задрапированный черной тканью гроб и под охраной большого отряда военных доставили обратно в тюрьму. В полночь останки Занда в полнейшей тишине, без факелов и фонарей, вывезли на протестантское кладбище, где год и два месяца тому назад был похоронен Коцебу. Едва ли не украдкой вырыли могилу, опустили туда гроб, после чего тех, кто участвовал в погребении, заставили поклясться на Евангелии, что они никому не откроют места, где похоронен Занд, пока их не освободят от этой клятвы. После этого на могилу уложили заблаговременно и аккуратно снятый пласт дерна, чтобы никто не увидел свежевскопанной земли, и ночные могильщики удалились, оставив охрану у кладбищенских ворот.

По сей день они лежат в двадцати шагах друг от друга, Занд и Коцебу. Коцебу – напротив ворот, на самом почетном мечте, и на надгробии его выгравированы такие строки:

МИР БЕЗЖАЛОСТНО ПРЕСЛЕДОВАЛ ЕГО,

СВОЮ СКОРБНУЮ ДОЛЮ ПОЛУЧИЛА КЛЕВЕТА.

ЛИШЬ В ОБЪЯТИЯХ ЖЕНЫ ОБРЕЛ ОН СЧАСТЬЕ

И ОТДОХНОВЕНИЕ – В ЛОНЕ СМЕРТИ.

ЗАВИСТЬ НЕИЗМЕННО УСТИЛАЛА ПУТЬ ЕГО ШИПАМИ,

ЛЮБОВЬ – УКРАШАЛА РОЗАМИ:

ДА ПРОСТЯТ ЕМУ НЕБЕСА,

КАК ОН ПРОСТИЛ ЗЕМЛЮ.