История знаменитых преступлений

– Хочется верить, что мои родные предпочли бы, чтобы я умер таким жестоким образом, нежели от длительной и постыдной болезни. Сам я ничуть не страшусь, что скоро пробьет мой час и смерть моя обрадует тех, кто меня ненавидит и кого я, исходя из своих убеждений, должен ненавидеть сам.

Своей семье он написал следующее письмо:

«Мангейм, 17 число весеннего месяца 1820 года.

Милые мои родители, братья и сестры!

Вы, должно быть, уже получили через посредство следственной комиссии мои последние письма. Я ответил на ваши и, как мог, постарался вас утешить, описав состояние, в коем пребывает моя душа, и пренебрежение, с каким я с некоторых пор смотрю на все бренное и земное, тем более что так и надобно поступать, когда на другой чаше весов – исполнение замысла и интеллектуальная свобода, которая только и может питать человеческую душу; одним словом, я пытался вас утешить, заверив в том, что остаюсь верен принципам и убеждениям, о которых говорил раньше, и в этом отношении ничего не изменилось. Но все эти предосторожности с моей стороны были излишни, я уверен в этом, потому что никогда, пока я жив, вы бы не потребовали от меня ничего иного, кроме как чтобы Господь был у меня перед глазами и в сердце. И вы видели, что, под вашим руководством, эта заповедь вошла мне в душу и стала в обоих мирах, земном и горнем, моим единственным устремлением и счастьем. Я свято верю, что так же, как Он был всегда во мне и рядом со мною, Господь не оставит вас в момент, когда это послание уведомит вас о том, что приговор мой уже подписан. Я умираю с легким сердцем, и Всевышний даст мне силу, дабы я умер достойно.

Сейчас, когда я пишу эти строки, ничто в мире меня не беспокоит, и я надеюсь, что и ваша жизнь будет течь спокойно и мирно до тех самых пор, пока души наши не повстречаются, преисполнившись новой силы, чтобы разделить вечное счастье во взаимной любви.

Сколько я себя знаю, я именно так и жил – в безмятежности и мужественной, неутомимой любви к свободе, и желания мои были возвышенны. Таким я и умру.

Да пребудет Господь с вами и со мной.

Ваш сын, брат и друг,

Карл Людвиг Занд».

С этого момента ничто не могло поколебать его умиротворения. Днем он разговаривал охотнее и веселее, чем обычно, спокойно спал, просыпался не раньше половины восьмого и говорил, что чувствует себя лучше, за что и благодарил Господа.

Приговор был оглашен, и вскоре все узнали, что казнь состоится 20 мая, то есть через три полных дня после того, как заключенному объявили о признании его виновным.

С позволения Занда к нему стали пускать людей, желавших с ним поговорить, – разумеется, тех, кого он сам захочет видеть. Из числа этих посетителей трое задержались в камере дольше всех прочих, и об этих встречах мы расскажем подробнее.

Один оказался майором из Бадена, командиром того самого патруля, который задержал или, вернее, подхватил умирающего Занда и доставил в госпиталь. Он спросил, узнаёт ли его Карл. У того же на момент, когда он нанес себе второй удар, мысли настолько перепутались, что лицо майора он если и видел, то мгновение, но зато сумел в подробностях вспомнить одежду, что была на нем год и два месяца тому назад, тем более что это была парадная форма. Когда же заговорили о том, что Занду предстоит умереть таким молодым, майор пожалел его, на что собеседник ответил с улыбкой:

– Между нами всего одна разница, господин майор: я умру за свои убеждения, а вот вы – за чужие.

Следом за военным явился молодой студент из Йены, они с Зандом познакомились в университете. Юноша в это время пребывал в Бадене и захотел навестить Карла. Встреча получилась очень трогательной, и гость пролил немало слез. Но Занд утешил его с обычной своей безмятежностью и спокойствием.

Позже рабочий попросил допустить его к Занду, с которым, по его словам, они вместе учились в школе в Вундизеле. И хотя имя его ничего Занду не сказало, он все же попросил его впустить. Оказалось, это – один из тех мальчишек, которые под предводительством Карла защищали башню на горе Катариненберг. Занд, конечно же, сразу его вспомнил. В разговоре он с особой нежностью вспоминал родные края и любимые горы, а потом передал привет своей семье и просьбу к матушке, отцу, братьям и сестрам не печалиться о нем, ибо посланник, который принесет им эту его последнюю весточку, подтвердит, что смерти он ждет в самом спокойном и приподнятом расположении духа.

Вслед за рабочим встречи попросил один из гостей Коцебу, который в тот день видел Занда на лестнице. Он спросил, признает ли он, что совершил преступление, и раскаивается ли. Занд ответил ему:

– Я целый год размышлял перед тем, как совершить задуманное, и думаю об этом последние четырнадцать месяцев. Так вот, мнение мое нисколько не переменилось: я сделал то, что должен был сделать.