История знаменитых цитат

– Господа! представление кончилось! Добродетель… тьфу, бишь порок наказан, а добродетель… да где ж тут добродетель-то!

Персонаж комедии А. Н. Островского саркастически замечает:

– Значит, отдадут ему вас, отдадут деньги – добродетель награждается, порок наказан.

(«На всякого мудреца довольно простоты» (1868), V, 1.)

Не так было еще у Державина в начале XIX века:

Порок из праха не воспрянет,
А добродетель вечно станет
Пить свет и жизнь Творца с очес.

(Ода «Тление и нетление» (1813), посвященная памяти М. И. Кутузова)

Здесь Державин обращался к христианской проповеднической традиции.

Применительно к литературе эта формула появилась во Франции в XVII веке. «Добродетель в них всегда вознаграждается, а порок наказывается», – писал Шарль Перро о народных сказках в предисловии к сборнику своих стихотворных сказок 1695 года.

Зато в программном предисловии Теофиля Готье к его роману «Мадемуазель де Мопен» (1836) эта формула уже не более чем предмет насмешки:

Разумеется, добродетель – почтенное свойство, и нам отнюдь не хочется – Боже сохрани! – ею пренебрегать. Это порядочная, достойная женщина. (…) Мы даже согласимся, что для своего возраста она еще хоть куда и прекрасно сохранилась. Очень приятная бабушка, но все-таки бабушка…

…Подлаживаясь под понятия критиков (…), я настрочил современную драму, (…) где провиденциальная идея была подана в форме страсбургского паштета из гусиной печенки, который до последней крошки поедает герой, совершивший перед тем несколько изнасилований; паштет добавляется к угрызениям совести, и все вместе приводит к тяжелейшему несварению желудка, от которого он и умирает. Такой, можно сказать, высоконравственный финал, доказывающий, что существует божественная справедливость, что порок всегда бывает наказан, а добродетель – вознаграждена.

(Перевод Е. Баевской)

В 1864 году цензура запретила драму Козьмы Пруткова «Торжество добродетели». Рукопись надолго затерялась и была опубликована лишь в 1959 году. Одной цитаты достаточно, чтобы понять почему:

«…Нет на свете государства свободнее нашего, которое, наслаждаясь либеральными политическими учреждениями, повинуется вместе с тем малейшему указанию власти».

За 29 лет до публикации прутковской драмы Владимир Набоков взял то же заглавие для памфлетного эссе о советской литературе:

Все благополучно, добродетель торжествует. (…) Мы возвращаемся к самым истокам литературы, к простоте, еще не освященной вдохновением, и к нравоучительству, еще не лишенному пафоса. Советская литература несколько напоминает те отборные елейные библиотеки, которые бывают при тюрьмах и исправительных домах для просвещения и умиротворения заключенных.

(«Торжество добродетели», в газ. «Руль» (Берлин), 5 марта 1930 г.)

И совершенно по-новому, с неожиданной силой прозвучала старинная формула в начале первого тома «Архипелага ГУЛаг» (1973):