История знаменитых цитат

А в книге Фрэнка Харриса «Оскар Уайльд, его жизнь и признания» (1916) приведена устная фраза Уайльда, почти неотличимая от светловской:

– Дайте мне излишества, и я обойдусь без необходимого.

(«Give me the luxuries and I can do without the necessities».)

Уайльд не раз говорил о необходимости бесполезного:

В наш век необходимы только бесполезные вещи. («Портрет Дориана Грея», 1892.)

Там, где необходимое дешевле излишнего, общество деградирует. Хлеб всегда должен быть дороже цветов. (Из черновых рукописей.)

Я никогда не сеял овес; но я посадил несколько орхидей. (Из черновых рукописей.)

Но парадокс, процитированный в воспоминаниях Харриса, лишь отчасти может считаться уайльдовским. Это не более чем вариант хорошо известного к тому времени афоризма, принадлежавшего американскому историку и дипломату Джону Лотропу Мотли (1814–1877). Впервые он был процитирован в книге Оливера Уэнделла Холмса-старшего «Самодержец за обеденным столом» (1858):

Таков знаменитый эпикурейский парадокс, высказанный моим другом, историком, в один из моментов его озарения: «Дайте нам излишества жизни, и мы обойдемся без того, что необходимо для нее».

(«Give us the luxuries of life, and we will dispense with its necessaries».)

В России «светловское» изречение было известно, вероятно, еще до войны. В 1954 году в печати появились наброски Петра Павленко (1899–1951) к ненаписанному военному роману. Наброски относятся к 1943–1944 гг. Здесь записана фраза:

– Дайте нам лишнего, и мы обойдемся без необходимого.

Павленковские записи читали немногие. Зато очень многие прочли вышедшую в том же 1954 году «Повесть о первой любви» Николая Атарова, и в том числе следующие строки:

Мама была легка и беспечна, равнодушна к практическим приобретениям, она говорила: «Можно прожить без необходимого, но без лишнего – нельзя».

Однако публика склонна приписывать яркие фразы знаменитостям, и прежде всего – знаменитостям с репутацией остроумцев.

Я научила женщин говорить…

14 сентября 1957 года Анна Ахматова прочитала Лидии Чуковской свои новые стихи, в том числе четверостишие под названием «Эпиграмма»:

Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, Боже, как их замолчать заставить!

(Биче – сокращение имени Беатриче.)

Появление «Эпиграммы» было, по-видимому, связано с ролью «старейшины» советских поэтесс, в которой Ахматова оказалась в середине 1950-х годов. Официальные обвинения 1946 года с нее так и не были сняты и пока еще публиковались лишь ее переводы, однако с началом «оттепели» общаться с ней уже не было чем-то опасным и предосудительным.

В декабре 1954 года прошел Второй Всесоюзный съезд советских писателей. Ахматова рассказывала:

– Ко мне подходили поэтессы всех народов. А я чувствовала себя этакой пиковой дамой – сейчас которая-нибудь из них потребует: «три карты, три карты, три карты».

(Лидия Чуковская, «Записки об Анне Ахматовой», запись 14 января 1955 г.)

29 октября 1960 года «Эпиграмма» появилась в «Литературной газете» вместе с тремя другими стихотворениями Ахматовой. Литературовед Лазарь Ильич Лазарев, работавший тогда в «Литгазете», вспоминает:

«Это была, по-моему, первая после военных лет газетная публикация стихов Ахматовой. Одно из них – знаменитая “Эпиграмма”: Но, боже, как их замолчать заставить! Две последние строки тут же стали поговоркой». («Записки пожилого человека», 1993.)

За этими двумя строками стоит многовековая литературная традиция.

В последние десятилетия XV века во Франции появились анонимные фарсы об адвокате Патлене. Франсуа Рабле в молодости участвовал в любительских постановках этих фарсов; именно отсюда он позаимствовал фразу «Вернемся к нашим баранам».

В 34 главе III книги «Гаргантюа и Пантагрюэля» (1546) Рабле пересказывает эпизод из фарса, в котором участвовал сам: