Семнадцатое лето Дай-дин. В первый месяц Щи-цзун говорил министрам: "Отыскивать и возвышать мудрых есть обязанность главных вельможей. Если чиновники пятой степени, служившие во внешних провинциях, представляют достойных к повышению, то почему не представляют таковых министры?" "По словам Конфуция, — отвечал Тан-го-ань-ли, — люди с дарованиями приобретаются с трудом. В мире весьма немного премудрых. Если Ваше Величество непременно желаете приобрести достойных людей, то надлежит распространить пути к приобретению ученых[347]
и, по приобретении, употреблять, сообразуясь с их способностями, подобно домашней посуде. В таком случае найдутся люди достойные". Ши-цзун спрашивал министров: "Не делают ли взаимных посещений знакомым и родственникам служащие в должности прокуроров?" На сие министры отвечали, что весьма редко имеют сношения. "Прокурорам, — сказал император, — надлежит совершенно пресечь сии посещения. Равным образом, советники и секретари, так как они слушают суждения в советах, не должны иметь связей с людьми посторонними". "Сомнительно, — отвечал Тан-го-ань-ли, — чтобы возможно было совершенно пресечь связи их со знакомыми и родственниками". Ни сие император сказал: "При сих должностях должно ли дорожить приятельскими беседами?" Император говорил министрам, что в наградах за заслуги не должно быть замедления, ибо при медленности наград в служащих не будет соревнования. "Сии слова, — отвечал Тан-го-ань-ли, — вполне выражает пословица: в наградах времени не пропускают". Дворцовое правление доложило императору, что в поясе, представленном корейцами, оказался поддельный камень, выданный ими за яшмовый. Император на сие сказал: "Они по незнанию сей камень приняли за яшму. Нужно ли винить их за то, что подставленные вещи незначительны? Надобно смотреть на их исправность в представлении оных. Будет ли согласно с политикой, если отошлем их вещи обратно?" Ши-цзун говорил министрам: "Многие из особ царского поколения до старости не получают чинов, между тем, их предки были с заслугами. Каково будет, если в настоящее время я произведу их в небольшие чины и дам им названия должностных?" Министры отвечали, что прежние государи считали своей обязанностью оказывать милости родственникам и награждать за заслуги. В третий месяц император повелел освободить от податей и пошлин жителей 10 губерний: Шань-дуна{473}, Шань-си, Западной столицы{474}, Ляо-дуна{475} и других по причине засухи в прошлом году и истребления хлебов саранчой, а в Восточной столице{476}, Босо и Хэсу-гуань выдавать хлеб народу из казенных магазинов. Сенат, по получении указа, сделал доклад, что в упомянутых трех губерниях казенного хлеба недостаточно для раздачи народу. "Членам Сената, — сказал на сие император, — неоднократно было напоминаемо, чтобы в урожайные годы приказывали как можно более закупать хлеба за счет казны и, таким образом, запасали оный на случай неурожая. На это вы постоянно доносили мне, что во всей империи казенные магазины полны. Но теперь, когда я намерен раздать хлеб народу, вы говорите, что оного недостаточно. Государи древних времен запас хлеба считали постоянным законом в государстве; не я первый ввожу его в употребление.[348] Если в означенных губерниях недостаточно хлеба для раздачи, то взять оный из ближайших губерний и раздать народу, но с сего времени поставить правилом запасать хлеб заблаговременно". В четвертый месяц постановлено законом, что имеющиеся наследственные достоинства мэнь-ань и моукэ, если у них будут наследники, могущие им преемствовать, пользуются правом передавать оные сим последним прежде исполнения шестидесятилетия им самим. Ши-цзун повелел министрам: "Окружных и уездных начальников, отставленных от должности за проступки, по прошествии одного или двух лет снова употреблять на службу". К сему государь прибавил: "Родовые дворяне мэнь-ань и моукэ были люди с заслугами: они при восстановлении престола во времена Тай-цзу ревностно подвизались за отечество, почему преемников их достоинств неприлично лишать оных за маловажные проступки". В шестой месяц император говорил министрам: "Я боюсь, что иногда в минуты радости или гнева не сделал бы чего-нибудь противозаконного. Господа! В таком случае вы должны напоминать мне мои ошибки. Не вводите меня в погрешности из угождения мне". Ши-цзун сына Ин-ван-шуана по имени Сы-ле сделал помощником цзедуши в полку Чжун-шунь-цзюань. Ин-ван-шуан явился к императору с благодарностью. Тогда император сказал ему: "Ты болен, я определил в службу твоего сына нарочито для того, чтобы, доставив тебе радость, пособить тебе выздороветь. Я хотел дать ему большую должность, но Сы-ле молод, и я опасаюсь, что он не в силах еще управлять делами. Ты должен учить его. Когда сделаешь его совершенным, то снова повышу". В седьмой месяц Сенат представил императору, что войскам, охраняющим северо-западные границы, ежегодно отпускается по 30 тысяч баранов. "Откуда получается такое количество?" — спросил Ши-цзун. Министры не могли дать ему на это ответа. Император продолжал: "Занятый мыслью о делах правления, я и по возвращении из тронной нимало не имею спокойствия. Господа! Не считайте сего дела маловажным, о коем не следует просить разрешения государя. Я знаю невнимательность вашу к делам правления, поэтому спросил вас о том". В восьмой месяц Ши-цзун говорил министрам: "Члены присутственных мест часто мнения своих товарищей, несмотря на основательность оных, признают несправедливыми единственно потому, что при согласии на их суждения, другие могут сказать, что управление происходит не от них самих. Таких людей весьма много, и они для меня очень неприятны. Посмотрите на производство дел палаты да-ли-сы{477}: она, хотя имеет определенные законы, но если находит невозможность следовать оным, то представляет мне, сообразно с обстоятельствами, разные мнения ее членов, и я избираю лучшее из оных.[349] Следовать хорошему мнению других есть обязанность всякого. Через это и его суждения могут называться хорошими". В другое время Ши-цзун говорил министрам: "Можно ли предполагать, что между низшими чиновниками нет людей способных? Только их начальники, по ненависти к ним, за превосходство дарования не возвышают их". Чиновники прокурорского приказа, отправленные для наблюдения за служащими во внешних провинциях, принимали на них жалобы и, на основании оных признавая их неисправными по должности, били их палками.[350] Ши-цзун, призвав председателя прокурорского приказа Хэши-ле-мяо, говорил ему: "Прокурорам поручено наблюдать за исправностью и неисполнением должностей служащих, отрешать от должностей угнетателей народа и выискивать людей честных. Но они по проезжаемым местам принимают жалобы от жителей и признают клевету за истину. После сего, как чиновники тех мест должны вести себя?" В десятый месяц император говорил министрам: "Ныне совсем не слышно, чтобы вельможи, занимающие важные должности в правлении, возвышали мудрых. Какая сему причина? В древности Ди-жэнь-цзе{478},[351] возвысившийся из низкого состояния, послужил опорою для танского престола. Успокоив оный при его падении, он на несколько лет продолжил его существование. Ди-жэнь-цзе, хотя и был мудрец, но мог ли сделаться известным без вельможи Лоу-ши-дэ{479}?" Ши-цзун еще говорил министрам: "В представляемых ныне докладах вовсе не говорят об особенных выгодах или вреде для государства. В древности советники царские, соблюдая верность к отечеству, находили в этом славу, а ныне сии советники действуют единственно для собственных выгод. Так, председатель палаты доходов Цао-ван-чжи и чжинаньфусский губернатор Лян-су в своих представлениях изъявляют желание получить распорядительную власть. Какая может быть из сего выгода для государства? Если так поступают главные чиновники, то что сказать о других (низших)? Когда Вань-янь-лян готовился воевать Юг,[352] президент врачебной управы Ци-цзай старался всячески отклонить его от оной (войны), и был казнен за сие на площади. Такой вельможа от начала нашего дома был только один!" В двенадцатый месяц император сказал министрам: "Мне теперь 55 лет. По прошествии шестидесяти лет, хотя бы я и хотел заниматься делами, но уже буду не в состоянии. Пользуясь остальным временем моих сил, представляйте мне о нуждах народа нюйчжи и дворян мэнь-ань и моукэ, о делах правления и о законах, не имеющих единства. Я не буду отягчаться никакими делами".