Двадцать четвертое лето Дай-дин. В первый месяц император сказал: "Я хочу отправиться в Хой-нин-фу (Шан-цзин) по той причине, что по обыкновению государей нашего дома, в праздник пятого месяца пятого числа{505}
давался в сем городе пир. В воспоминание сего дня, отправясь в Хой-нин-фу, я хочу угостить там старцев из царского рода и из простолюдинов". В третий месяц император, отъезжая в Шан-цзин, призвал наследника и, отдавая ему государственную печать, сказал: "Хой-нин-фу есть место, где предки наши возвысились в государи. Я отправляюсь туда со всеми своими князьями и, быть может, пробуду там два или три года. Принимая на себя правление государством, ты уподобляешься земледельцу, трудящемуся над пашней, и купцу, производящему торговлю. Если они бывают в состоянии без всякой потери продолжать дело своих отцов, то считаются детьми, способными управлять домом. Но принятая тобой власть в государстве гораздо важнее и тем более требует внимания и осторожности. Я издавна замечал твою особенную старательность. Ныне, когда облегчишь мои труды и заботы, ты покажешь ясно свою сыновнюю почтительность к родителям". Наследник, упорно отказываясь от сего, говорил, что он не разумеет дел правления и просился сопутствовать государю. "Правление не есть чрезмерно трудная обязанность, — сказал Ши-цзун, — надлежит только внимать в правоту и верность и не принимать клеветы и злых советов. Таким образом, со временем сам собой приобретается в оном навык". Наследник заплакал, по сторонам находившиеся вельможи также были растроганы. Наконец, наследник принял печать. Вскоре после сего император оставил Среднюю столицу. При расставании с вельможами, сопровождавшими его до Тун-чжоу, император, обратясь к министрам, сказал: "Господа! Вы достигли глубокой старости, разделяя с наследником труды в правлении. Сообразуйтесь с моими намерениями". Потом, обратясь к чиновнику шу-ми-ши по имени Тушань-кэ-нин, говорил: "Министр! Если после сего моего отбытия встретится какое-либо дело, ты должен принять оное на себя. Не будь беспечен, считая оное неважным. И небольшое дело, когда делается важным, то поправлять оное уже будет трудно". Он взял с собой всех князей, оставил одного только Чжао-ван Юн-чжуна в помощники наследнику. В пятый месяц император прибыл в Хой-нин-фу (Шан-цзин). На пиру, данном во дворце Хуан-у-дянь, император говорил потомкам царского рода и своим родственникам: "Я долго вспоминал о своей родине и только теперь нашел возможным прибыть на оную. В ознаменование радости мы должны веселиться вместе". Он всем князьям и княгиням, равно царевнам, министрам, чиновникам и их женам, по порядку роздал по чаре вина и заставил пить вместе.[366] После сего, по милости государя, его ближайшие родственники и все потомки царские, развеселясь довольно, составили нюйчжисские танцы. В сей день пировали до самого вечера, и уже после захода солнца пир прекратился. Ши-цзун говорил министрам: "Государь предпринимает путешествие по империи для того, чтобы возвышать добрых и судить порочных. Возвышайте и употребляйте всякого ученого и простолюдина, любящего родителей и старших братьев и соблюдающего со всеми мир, а не знающих стыда и позора и шествующих путем порока удерживайте наставлениями. Если же после сего они не переменятся, употребляйте наказания". Еще говорил: "Настоящего времени люди, когда оставят поступок ненаказанным, говорят, что государь простил по неразумению. Если же виновного подвергают наказанию, то ропщут, что всякий поступок подвергают строгому суду. Таковы сделались обычаи в нашем царстве! Без приобретения умственного и нравственного образования можно ли сравняться с древними? Господа! Способствуйте вашими добродетелями к введению древних обычаев".