История Золушки

Но это только так говорится, что без разносолов, а на самом деле стол у графини Дуглас оказался просто превосходный. Тем более, что не "на скорую руку", а именно так, как надо, когда готовятся к приему долгожданных гостей. Сервировка - фарфор, хрусталь и столовое серебро. И угощения под стать: озерная семга в горчичном маринаде и атлантическая сельдь пряного посола, квашеная салака - сюрстрёмминг - и маринованные "по-крестьянски" вешенки, соленые маслята и боровики, вяленая оленина и моченая клюва, не считая "русских" соленых огурцов и квашеной капусты, на этот раз, без яблок, но зато с чесноком. И все это под красное италийское вино из старых запасов для хозяйки, и шестидесятиградусную краковскую старку для гостей.

"Умереть - не встать!" - выдохнула Кира после первой стопки.

Ей совсем не хотелось напиваться. Напротив, на предстоящую ночь у нее имелись куда более увлекательные планы, чем упиться и спать. И отказываться от них Кира не собиралась.

"Ни в коем случае, - решила она, и следующую рюмку едва пригубила. - Полетаем!"

Однако ей противостоял опытный и изощренный мужской ум. Львов, как ни в чем ни бывало, опрокинул в себя восемьдесят грамм старки, такой крепкой, что ею вместо бензина можно было заправлять авиадвигатели, плотоядно ухмыльнулся, кинув быстрый взгляд на едва початую стопку Киры, и тут же, встав из-за стола, провозгласил тост за Государя императора.

За царя офицеры пьют, стоя и до дна, так что у Киры, собственно говоря, и выбора не осталось. Встала и выпила. Но и за истребителей, как не выпить! И за русскую армию, и за победу, и "за тех, кто в море"... Ну, и за павших, наконец.

Полк стоит, глаза потупив,

Тень от летчиков в пыли...

Дело стремительно приближалось к десерту, - нечувствительно "пролетев" сквозь гороховый суп со свининой и соленую свинину с картофелем, когда Кира неожиданно обнаружила, что "это все".

- Умерла, - сказала она неживым голосом и, не меняя позы, начала заваливаться набок.

Но упасть ей не дали.

- А говорили, умеете пить! - Львов поймал Киру налету, поднял на руки, так что даже голова закружилась, как от петли Нестерова, побаюкал, словно дитя малое, и вдруг спросил:

- А как же баня?

"Баня? - идея показалась Кире заманчивой, ведь с потом из организма выходит также и алкоголь. - Баня - это правильный выбор. Это наш ответ атлантистам, и всем вообще!"

- Что, серьезно? - удивленно переспросил Львов, поднося Киру к самым глазам, словно хотел прочесть мелкий шрифт. - Вы думаете, окаянцы оценят наш демарш?

Оказалось, она думает вслух.

- Ну, и хрен с ним! - решила Кира, то ли все-таки "в уме", то ли опять же во весь голос. - Наше поколение выбирает сухой пар!

И мимолетно удивившись, как у поручика хватает сил нести на руках такую дылду, как она, - метр семьдесят шесть, как никак, - снова отключилась...

***

Очнулась Кира уже в бане. От сухого жара, от щекотавшего кожу пота, струйками стекавшего по лбу, плечам, между грудей...

"Я что голая тут сижу?!" - выходило, что Львов понял ее дословно и притащил в баню, несмотря даже на состояние "умерла".

"Лучше уж сразу в постель..."

Кира приподняла веки и огляделась. Парилка оказалась довольно просторной, хотя рассмотреть подробности в полумраке было сложно. Сумрачно и жарко, аки в аду, и по-адски же кондово, в смысле, просто и без изысков. Тесаный и битый камень, гладко струганное дерево, какие-то бадейки и ушаты, огненные блики на стенах, игра теней...

- Э... - прочистила Кира горло. - Мы тут как?

- Уточните, пожалуйста, ваш вопрос, Кира Дмитриевна! - сразу же откликнулся Львов.

Он сидел на полке прямо напротив. Потел. И тоже был, разумеется, в чем мать родила. А родила его мать, если честно, не в рубашке.

- Я имею в виду... Мы все еще товарищи по оружию? - задавать этот вопрос, сидя голышом перед своим "не вполне одетым" подчиненным, было непросто, но Кира справилась. - В смысле, как офицер с офицером?

- Ваш выбор, - пожал широкими плечами Львов.

"Мой..." - сейчас она наконец его рассмотрела.

Львов, как и предполагалось, оказался хорошо сложен, сухощав, мускулист. И у него была чертова прорва шрамов на теле.

"Эк тебя, Львов! Без всякой жалости... Но и ты хорош! Такое тело надо любить, холить и лелеять..."

- Меня зовут Кира, - отбросив вместе со стыдом последние сомнения, сказала она вслух.

- А меня Яков, - он встал и шагнул к ней.

- У тебя железная воля! - оценила она мгновенные перемены, произошедшие с его организмом после ее слов, и тоже встала.

- Я истребитель, - пожал он плечами. - И у меня отменная выдержка и быстрая реакция.

- Не хвастайся! - потребовала она, позволяя ему себя обнять. - Я тоже истребитель!

"Истребитель... Ох, ты ж!"

Его кожа, казалось, была раскалена, словно противень в хлебной печи. Прикосновение обожгло, но эта была правильная боль. Ее можно было снести. Ее стоило испытать...

***

"Ну, к этому все и шло, не так ли?" - подумала она лениво, нежась в объятиях заснувшего поручика.