Историки без принципов

Обо всей «Исторіи происхожденія христіанства» можно сказать. что она страдаетъ непониманіемъ самой сущности предмета, и потому, въ цломъ, есть произведеніе неудачное. Внутреннее развитіе христіанскаго духа и христіанской мысли представляетъ самую слабую, сухую и безсвязную сторону въ этой книг. За то вншнія подробности, побочные предметы изображены иногда съ истиннымъ мастерствомъ, со всею тонкостію нюансовъ. Лучшія главы, конечно, не т, гд говорится о христіанахъ, а т, гд разсказывается о языческомъ мір и о римскихъ императорахъ. Тутъ авторъ замтно оживляется и становится интересенъ необыкновенно-проницательными замчаніями. Какъ монахъ, глядящій съ жадностью и любопытствомъ на свтскую жизнь, онъ видитъ блескъ и прелесть въ томъ, что уже ускользаетъ отъ притупленнаго вниманія свтскихъ людей. Такъ, онъ тонко цнитъ удовольствія Нерона и чуть не таетъ, когда говоритъ о женщинахъ, и даже объ ихъ притираньяхъ и перчаткахъ.

Между тмъ, внутренній ходъ всей исторіи, глубокій переворотъ, совершившійся въ умахъ и сердцахъ человчества, изображенъ и не ясно и не полно. Часто съ чудесною отчетливостью указываются отдльныя черты того контраста, который обнаружился между нравами и понятіями античнаго міра и новымъ духомъ христіанства; но цлости нтъ въ этой картин, и нтъ той послдовательности и ясности, при которой видно было-бы, какъ этотъ контрастъ становился рзче и опредленне, и какъ сила жизни все больше и больше покидала язычество и переходила на сторону христіанства. Мало того, что этого не показано; Ренанъ кончилъ тмъ, что чуть не утверждаетъ противоположнаго. Въ послднемъ том, чтобы позабавить и поразить читателей, онъ изображаетъ дло такъ, какъ будто побда христіанства есть совершенная загадка. Онъ противополагаетъ христіанству стоицизмъ и знаменитаго его представителя Марка-Аврелія. Міръ тогда нуждался въ возрожденіи и искалъ возрожденія. Въ отвтъ на такое исканіе явилось два пути, христіанство и стоическая философія, этотъ цвтъ всей древней мудрости; но, удивительнымъ образомъ, стоицизмъ, не смотря на вс благопріятныя обстоятельства, не имлъ успха, тогда какъ «религія, имвшая цлью внутреннее утшеніе маленькой кучки людей, по неслыханной удач (par une fortune inouie), стала религіею милліоновъ, составляющихъ самую дятельную часть человчества [1].

Мысль, которая тутъ сказывается, конечно, очень проста, именно, что мудрость и наука не имютъ въ человческомъ мір и его исторіи той роли. какую имъ слдовало-бы имть. Къ несчастію, очень ужъ трудны т натяжки, къ которымъ пришлось прибгать Ренану, чтобы доказать такую, казалось-бы, не трудную тему. Онъ превозноситъ Марка-Аврелія сколько можетъ, и какъ мыслителя, и какъ человка и дятеля. Напрасныя усилія! Христіанскіе писатели и читатели всегда любили книгу Марка-Аврелія, еще больше любили Сенеку, и еще больше Эпиктета. Немножко поздно и хвалить этихъ философовъ, и обращать самаго слабагоизъ нихъ въ какое-то диво. Но, пока дло идетъ о книгахъ, неврность въ оцнк еще не бросается въ глаза. Всего ясне преувеличеніе Ренана видно изъ самаго его разсказа о жизни и царствованіи Марка-Аврелія. Гд тутъ плоды стоической мудрости? Этотъ всесильный кесарь не только не внесъ въ жизнь людей никакого новаго принципа, но не сдлалъ и никакого существеннаго преобразованія въ своей имперіи; онъ даже ни на кого не имлъ вліянія, не пріобрлъ ни приверженцевъ, ни послдователей, и подчинялся всмъ нравственнымъ и религіознымъ движеніямъ языческой среды своего времени. Какъ-же можно въ такомъ человк, хотя и очень добромъ и добросовстномъ, видть одного изъ людей, способныхъ возрождать человчество?

Вотъ какимъ парадоксомъ, искажающимъ смыслъ всего дла, кончилъ Ренанъ свое сочиненіе. Онъ хотлъ быть безпристрастнымъ, а потому и поддался большому пристрастію въ противную сторону.

* * *