Историки Французской революции

Поступив в декабре 1977 г. в аспирантуру Института всеобщей истории АН СССР, я под руководством В.М. Далина занялся изучением политической истории времен Директории. Этот период Французской революции был совершенно не разработан ни в дореволюционной, ни в советской историографии. Удивляться здесь нечему, если учесть своеобразие развития советской исторической наук, и тому были весьма веские причины, суть которых я тогда не понимал. Во-первых, долгое время история Директории, в соответствии со сталинской оценкой Французской революции, не рассматривалась в качестве составной части последней[495]. Кроме того, французское крестьянство, удовлетворенное приобретением земельной собственности в предшествующий период Революции, не проявляло при Директории особой активности. Пассивностью тогда отличалось и поведение городских низов. Иначе говоря, в этот период не было во Франции широкомасштабных социальных конфликтов. А поскольку для марксистской исторической науки наибольший интерес представляла именно тема классовой борьбы, история Директории почти полностью выпала из поля зрения советских историков. По существу, их интересовала лишь история бабувистского движения[496].

Деятельность правых политических сил, не говоря уже об истории контрреволюции, а также многие другие аспекты Французской революции, не имеющие прямой связи с классовой борьбой и идеологией народных масс, оставались для советской историографии сюжетами не слишком желательными. И сегодня, оглядываясь на обстоятельства выбора предложенной В.М. Далиным темы моей кандидатской диссертации о перевороте 18 фрюктидора (по сути, о французской контрреволюции), я поражаюсь, как она вообще была утверждена.

В первом же разговоре со мной на этот счет В.М. Далин посоветовал прочесть обобщающие монографии А. Матьеза и Ж. Лефевра по истории Директории[497]. И вот в первых числах января 1978 г., открыв в библиотеке ИНИОНа «Директорию» А. Матьеза, я впервые увидел фамилию его ученика – Жака Годшо, взявшего на себя труд подготовить к печати книгу после безвременной кончины ее автора (впоследствии он называл эту работу честью для себя)[498]. После ознакомления с книгами двух выдающихся историков, я, не дожидаясь указаний В.М. Далина, начал сам искать необходимую мне литературу в каталоге библиотеки и первым делом просмотрел карточки на книги Ж. Годшо. Передо мной открылся многообразный и радужный мир истории не только Директории, но и всей революционной эпохи. Правда, тогда же состоялось и мое первое знакомство с трудами других крупных специалистов по истории Директории – А. Собуля (его переведенные на русский язык книги я успел приобрести еще в студенческие годы)[499], Ж.-Р Сюратто, И. Волоха и др. Но поскольку книги Ж. Годшо по моей тематике представляли для меня наибольший интерес, то первым делом заказал его исследования о контрреволюции[500]. Только после этого на моем письменном столе появились и другие его монографии, такие как «Комиссары армии в годы Директории», «Учреждения Франции в годы Революции и Империи»[501] и др., в том числе те, где излагалась теория «атлантической» революции, хотя я ничего тогда о ней не знал. Признаюсь, я довольствовался пока лишь беглым просмотром его книг, поскольку для глубокого осмысления у меня не хватало времени: я готовился к выступлению на заседании сектора Новой истории капиталистических стран Европы, где должны были утвердить тему моей кандидатской диссертации.

Тем не менее первое, даже беглое, знакомство с богатейшим творчеством Ж. Годшо произвело на меня неизгладимое впечатление. Было очевидно, что природа наделила его не только несгибаемой волей, но и завидным трудолюбием, сопоставимым лишь с «титанической» работоспособностью Жильята – героя романа «Труженики моря» В. Гюго. Я был поражен тем, как много он успел написать в отличие от советских франковедов. Тогда я еще не понимал, что нелепо прибегать к такому прямолинейному сравнению. Мало того, что французский историк проживал в непосредственной близи от мест хранения необходимых ему источников, он еще имел широкие возможности для длительных заграничных научных командировок в другие страны, тогда как его советские коллеги, за редкими исключениями, были этого лишены.