Историки железного века

«Так бы, наверное, – замечает В.С. Брачев, – и сгинул здесь Яков Михайлович, если бы не смерть И.В. Сталина в марте 1953 г. и произошедшие в связи с этим перемены в стране»[376]. Хлопоты об освобождении сына предприняла Ольга Григорьевна. Она направила внучку Наташу (Наталья Яковлевна Соломинская) к школьному товарищу Я.М. (думается хорошо ей знакомому со времен Тенишевки) Д.В. Скобельцыну. У того, физика-ядерщика, директора Физического института АН был серьезный общественный статус депутата Верховного совета РСФСР (а с 1954 г. – депутата ВС СССР), председателя Международного комитета по сталинским (ленинским) премиям. Дмитрий Владимирович посоветовал, по словам Натальи Яковлевны, направить на его имя прошение о помиловании Я.М. «в связи с преклонным возрастом и резким ухудшением здоровья»[377].

Депутатский запрос при спаде террористической волны (прекращение «дела врачей») и начавшейся чистке репрессивных органов возымел действие. «В связи с Вашим заявлением, – писал Д.В. Скобельцын Ольге Григорьевне, – я обратился в начале мая с просьбой удовлетворить Ваше ходатайство. Вчера я получил извещение, что Ваше ходатайство удовлетворено»[378].

Весть об освобождении Я.М. была встречена как нечто сверхъестественное, даже самые близкие не могли поверить в такую возможность. 15 лет ждали, что справедливость восторжествует. Ждали, верили и… не верили! Юрий Яковлевич говорил, что только приезд отца в Ленинград убедит его в реальности произошедшего. И даже, получив телеграмму бабушки, пишет отцу из Петрозаводска: не поверю, «пока лично не увижу тебя в Ленинграде»[379].

Освобождение было половинчатым. Режим сохранялся, в том числе режим прописки. Захер должен был уехать из Ленинграда, да и о любимой работе пришлось забыть еще на долгих три года (из всего десяти, которые ему осталось жить). Юрий Яковлевич предвидел такой вариант и начал тотчас наводить справки в Петрозаводске, где работал врачом поликлиники. «Тебя могут тут прописать», – заверил он отца. Нашел и работу статистиком медучета[380]. Так профессор Захер стал трудиться клерком советского здравоохранения. Здесь же он познакомился с медсестрой Зоей Ивановной Клопихиной, которая сделалась спутницей последних лет его жизни.

Я.М. настойчиво искал возможности вернуться к профессии, однако попытка, предпринятая осенью 1954 г., стать лектором Общества по распространению политических и научных знаний[381] успехом не увенчалась, и Захер обратился к Скобельцыну. Чего это стоило ему, нетрудно догадаться. Судимый и ссыльный, пораженный в гражданских правах, Я.М. крайне тяготился своим положением. Юрий Яковлевич внушал ему, что для трудоустройства по специальности нужно возобновить старые связи. «Почему, например, ты не хочешь повидать А.М. Розенберга? Уж его-то, кажется, тебе нечего стесняться»[382], – писал он отцу, намекая на то, что оба были судимы по одному и тому же делу.

В обращении к Скобельцыну его тоже ждала неудача. Узнав об этом, Ольга Григорьевна с присущей ей прямотой отчитала сына и внука: «Я заранее могла предсказать результаты, потому что по манере письма могла определить характер Скобельцына. И когда благодарила, тоже держалась в этих пределах. И он очень достойно, сдержанно отвечал… По-моему бестактно было к нему обращаться». Он свое дело сделал: «выручил, на удивление всем». Но, полагала Ольга Григорьевна, «он потому решился тогда хлопотать [об освобождении Я.М.]… что мать просит, а не он сам».

Изрядное понимание советских нравов для человека с классическим (судя по письмам, гимназическим) образованием и дореволюционным формированием! В свои 80 с лишним лет и после всех выпавших на ее долю испытаний Ольга Григорьевна сохраняла, кроме редкой проницательности, еще и замечательную силу духа. Вот еще фраза по поводу обращения к Скобельцыну, характеризующая мать Я.М.: «Заранее можно было сказать, что из этого ничего не выйдет; зачем же было терять свое достоинство и унижаться?»[383].

Лишь после ХХ съезда КПСС Захер получил возможность вернуться к профессиональной деятельности. Переживший смерь вождя режим, правда, не спешил с покаянием перед своими жертвами. 13 июля сын поздравляет его с «полной реабилитацией», а спустя месяц пишет: «Ты на пороге четвертой (за три года) попытки обосноваться в Ленинграде. Я как всегда буду призывать тебя к осторожности. Кажется, теперь шансов больше»[384]. Еще в мае 1956 г. Я.М. задумывал отправиться «куда-нибудь на периферию»[385]. Тем не менее, он начинает готовиться к преподаванию. В письмах Юрия Яковлевича появляются сообщения о приобретении книг и отправке их отцу в Петрозаводск, тогда как ранее речь (в его и Ольги Григорьевны письмах) шла об их продаже[386].