Историки железного века

В 1926–1929 гг. Поршнев – аспирант Института истории РАНИОН, пожалуй, лучшего исследовательского учреждения советской поры, где сотрудничали представители немарксистской и марксистской научной формации. А.З. Манфред вспоминал своего аспирантского товарища «очень подвижным, задиристым, готовым вот-вот ввязаться в спор, полным энергией, бьющей через край». Эта «задиристость», «азартность» в отстаивании своих позиций остались у Поршнева на всю жизнь, превратившись в постоянную «готовность к бою»[553].

Безусловно, бойцовские качества позволили Б.Ф. выдержать не одну дискуссию, где его позиция была крайне уязвимой и он оставался в меньшинстве, а то и в одиночестве. Но была у «задиристости» и оборотная сторона. Не только по идейно-теоретическим вопросам у Поршнева возникали конфликты с коллегами.

От 20-х годов сохранилось увлечение музыкальным фольклором, танцами. Оставался Поршнев и в поздние годы, по свидетельству дочери, прекрасным танцором и умел, наряду с классическими танцами, отбивать чечетку. Любил на разнообразных мероприятиях исполнять «Мурку», приводя в недоумение и некоторое смятение изысканно интеллигентных младших коллег[554]. Между тем к пению относился серьезно и даже брал уроки вокала. Но перевешивала склонность к озорству и к эпатажности, которая была свойственна и персонажу другой главы – Старосельскому. По Камю, эпатажность – проявление «метафизического бунта» личности (восстание «человека против своего удела и против всей вселенной»). Определенно, натура моих героев сопротивлялась насаждаемой казенщине общественной и научной жизни.

В начале 30-х годов определилась франковедческая специализация ученого. Издательство «Academia», планировавшее публикацию мемуаров видного участника Фронды кардинала Ретца, предложило Поршневу написать комментарии и предисловие к переводу. В мемуарах ему встретилось «беглое упоминание о каких-то народных волнениях накануне Фронды», оно и явилось искрой творческого процесса. Б.Ф. «захотел сделать как можно более обстоятельное примечание»; причем «чем труднее было найти материалы и факты, тем сильнее становилось упорство»[555].

С 1935 г., будучи сотрудником кафедры средних веков ГАИМК (в рамках этого исследовательского центра в 30-х годах были разработаны основы формационной теории древности и Средних веков), Поршнев начинает знакомить коллег с результатами своих исследований: «Восстание в Байонне в 1641 г.», «Восстание в Бретани в 1675 г.». В 1939 г. на общем собрании отделения истории и философии Академии, посвященном 150-летию Французской революции, Поршнев выступает с докладом «Крестьянские и плебейские движения XVII–XVIII вв. во Франции». В 35 лет в ноябре 1940 г. на Ученом совете МИФЛИ, профессором которого он стал двумя годами раньше, Поршнев защищает докторскую диссертацию «Народные восстания во Франции перед Фрондой (1623–1648 гг.)». С 1943 г. становится сотрудником Института истории АН СССР, продолжая преподавательскую работу (МГУ).

Подготовленная на основе диссертации одноименная монография была опубликована в 1948 г. и, удостоенная Сталинской премии в 1950 г., предопределила не только репутацию Поршнева как крупнейшего советского исследователя народных движений, но и обеспечила международное признание ученого[556]. С рецензиями выступили виднейшие французские специалисты И.М. Берсе, Г. Лемаршан, Э. Ле Руа Ладюри, Д. Лигу, Р. Мандру, Р. Мунье, Ф. Фюре[557]. Воссоздав картину непрерывной цепи народных восстаний, советский историк открыл для французов, что их XVII век, «Grand siécle» был до краев наполнен классовой борьбой, и с этой позицией нельзя было не считаться самым убежденным противникам марксизма (наиболее известный пример – ставшая хрестоматийной в мировой историографии полемика между Поршневым и Роланом Мунье).

XVII век был назван тогда во Франции «поршневским временем», причем смысл оценки раскрывается двояко: и в значимости того, что сделал ученый для его изучения, и в последствиях, которые имело это изучение в творческой судьбе ученого. От монографии 1948 г. пролегли две большие дороги научных исследований. Первой была разработка вопросов истории народных движений, теории феодализма и общественно-экономических формаций; вторая привела к «горизонтальным срезам» европейской истории периода Тридцатилетней войны.

Семь подготовленных во второй половине 40-х годов статей были посвящены феодализму[558]. В них, опираясь на исследование народных движений XVII века, Поршнев сформулировал постулаты своей концепции классовой борьбы, представив последнюю воплощением диахронического единства истории и универсальным носителем энергии исторического процесса.