Историки железного века

Социальная психология мыслилась Поршневым как междисциплинарное направление исследований, объединяющее психологов, социологов, историков. «Нужны, – считал он, – исследования и по современности, и по историческому прошлому … по психологии разных социальных слоев в различные эпохи … Такие частные проблемы … впишутся, как своего рода экспериментальный материал, во всемирно-историческую шкалу, которая дает понимание, от чего и к чему совершается совокупный процесс развития психики»[618].

Но прежде всего требовалось идеологическое обоснование науки «социальная психология», завоевание для нее права на существование в СССР. «Изучение психических явлений в истории, в общественной жизни, – доказывал Поршнев, – неправильно оставлять во владении буржуазных антинаучных школ “исторической психологии”, “психологической социологии” и т. д… Это как бы микропроцессы, включенные в гигантский макропроцесс развития психики в филогенезе и совокупном ходе всемирной истории»[619].

Когда было объявлено о переходе в СССР к непосредственному строительству коммунизма, Поршнев публикует в журнале «Коммунист» статью «Общественная психология и формирование нового человека» (1963), где подчеркивает связь науки с решением политических задач. Поршнев обращается к авторитету основателя партии и советского государства. В докладе на Всесоюзной научной сессии «В.И. Ленин и историческая наука» (1965 г.) он доказывает, что важнейшей причиной успеха вождя большевиков как политика было понимание им психологических особенностей различных национальных и социальных групп в России.

Первая глава вышедшей в 1966 г. книги «Социальная психология и история» (занимала треть объема) повторяла название доклада «Ленинская наука революции и социальная психология». И это обращение к идеологическим авторитетам было воспринято негативно частью профессионального сообщества. Гуревич оценил такой «заход» как порок всей концепции книги[620].

Между тем, обосновав социальную психологию идеологически, Поршнев продвигается теоретически. В докладе на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук (Москва, 1964) он сформулировал центральное понятие своей парадигмы: «Субъективная психическая сторона всякой общности людей… конституируется путем двуединого психического явления: оно резюмируется выражением “мы и они”»[621].

После включения в круг научных интересов реликтовых палеоантропов этнографические данные, известные Поршневу с 20-х годов, стали обнаруживать перед его взором не только древнейшие отношения между группами людей, но и еще более древние отношения между людьми и окружавшими их троглодитами.

Так возникла гипотеза, что бинарная оппозиция «мы – они» есть перенесение исходного восприятия людьми окружающих троглодитов («не-люди») на восприятие друг друга группами людей: «Первое человеческое психологическое отношение – это не самосознание первобытной родовой общины, а отношение людей к своим близким животнообразным предкам и тем самым ощущение ими себя именно как людей, а не как членов своей общины… По мере вымирания и истребления палеоантропов та же психологическая схема стала распространяться на отношения между группами, общинами, племенами, а там и всякими иными общностями внутри единого биологического вида современных людей»[622].

Поршнев увидел в оппозиции «мы и они» универсальный принцип, наиболее общее выражение движущих сил истории, по отношению к которому классовый антагонизм выступает важнейшим, но частным случаем. «Вся огромная человеческая история – это тоже “они и мы”, – утверждал он. – Противоположный нам конец истории… – это “они”. Исторический прогресс от доисторического времени до эпохи коммунизма все более формирует в сознании антитезу нашей цивилизации и их дикости, нашего высокочеловеческого состояния и их предчеловеческого»[623].

Припоминается полемика на каком-то заседании. Оппонент Поршнева по поводу патетического акцентирования Б.Ф. антитезы «мы и они» задал ему каверзный вопрос. А какая антитеза Человечеству? История – не задумываясь, ответил Поршнев. Поршнев был до крайности увлечен познавательным ресурсом бинарной оппозиции: «Чем далее разрабатывается этот вывод, тем более он представляется поистине всеобщим, универсальным и помогающим анализу самых разнообразных общественных фактов… Диапазон этих “мы и они” простирается от сопоставления самых гигантских общественно-исторических систем и классов до самых второстепенных, узких, эфемерных»[624].

В качестве всеобщего закона эту оппозицию, наряду с «законом противоборства внушения и самозащиты от внушения (суггестии и контрсуггестии)»[625], Поршнев считал основой социальной психологии, что, как мыслилось им, превращало это направление исследований из сводки данных в полноценную, «фундаментальную», по слову Поршнева, науку. Открывался не только новый подход к классовому сознанию, но и выход к психологии личности, к психоанализу.