Истребитель

– Это я тебе сейчас буду рассказывать, – нарочито медленно, словно излагая преамбулу перед увлекательной сказкой, начал Кондратьев, – а ты записывай. Потом выучишь наизусть. Потом сожжешь. Понял?

Кондратьев хорошо знал, что записанное лучше запоминается.

И он стал диктовать, и перед Мишей развернулась захватывающая панорама подпольной науки, которая, оказывается, существовала в научных кружках наподобие их вольной школы, замаскированной под машинно-тракторную станцию. Это была удивительная сеть энтузиастов, работавших в школьных лабораториях, слесарных мастерских, провинциальных фотографиях – и занятых вещами, которые Донникову и во сне бы не привиделись. Эти вещи никак не могли быть поставлены на службу оборонной промышленности, ибо она объявила их несуществующими. Это был тот синтез науки и магии, который мог прийти в голову разве что безумному масону из тех, что ломились когда-то в его собственный кружок, но были отвергнуты по причине явного безумия. Подлинная Россия не была видна снаружи, о ней никто из посторонних понятия не имел, но параллельно с невидимой сетью шарашек в ней действовала другая сеть, не менее прочная, и Кондратьев, по всей вероятности, был одним из ее руководителей, Мориарти гуманизма, Фаустом, который на все предложения Мефистофеля отвечал только «Подумаем» или «Посмотрим», а сам делал свое дело в очаровательной таинственности. Все они занимались разными, но одинаково запретными вещами; все эти запретные вещи должны были сойтись в непостижимой, но несомненной точке, и в решающий момент, когда созданные в шарашках ракеты полетят друг против друга, эта невидимая сеть должна была включить свои тормоза и задержать мир, готовый рухнуть в никуда. Гете, когда сочинял «Фауста», не учел только того, что Фауст был не первым, кому делались подобные предложения. Мир науки состоял не из Фаустов и тем более не из Вагнеров, но прочие научились маскироваться так, что в поле зрения Гете не попадали.

– Они тебе помогут, – пояснял Кондратьев. – Есть всякие полезные навыки, это пригодится. Поп свое, а черт свое. – Он улыбнулся ободряющей мягкой улыбкой. Донников никогда не видел его таким довольным. – Значит, проблема невидимости: биологическим ее аспектом, то есть мимикрией, занимается Глеб Макаров в Москве, у Рогожской заставы, его тебе надо посетить непременно, потому что для перехода границы невидимость – первое дело. Результаты любопытные. Сам он человек не очень видимый, придется присмотреться, но справишься. Любит стихи, может, на них отзовется. Пиши. – Кондратьев продиктовал адрес, не заглядывая в блокнот; Донников понял, что ему тоже предстоит все это запомнить, но память у него была фотографическая, пять языков плюс латынь, три тысячи стихотворений назубок на языках оригинала. – Есть и физический аспект, им в Томске занимается Максим Неизвестный, так он себя называет; сам он ссыльный, найдешь. – Снова продиктовал адрес; название улицы, явно окраинной, звучало грозно, таежно и глухо. – Проблемой добычи пищи в полевых условиях занимается Григорий Смирницкий, это Псков, результаты крайне серьезные, уже умудряется питаться солнечным светом. Очень может быть, что все это не слишком научно, но сфера не моя, судить не стану. Тоже может пригодиться. Конечно, если б тебе могли помочь летательные аппараты, но перелететь границу шансов мало. Мало, но имеются – свяжись с Никодимом Велесовым, он из старообрядцев, Новосибирск, у него есть документы еще из восемнадцатого века, старообрядцы подробно изучали способы летания, ну и вообще, у них до сих пор хорошая сеть; через них можно связаться, если мало ли что. Оригиналы этого манускрипта хранятся в Румынии, в Сибиу, но у него есть копия. Если заинтересуют водные пути – темой хождения по воде успешно занимается Михаил Раменский, он из Саратова, улица… дом… спросить Евсеева. Я бы охотно тебя познакомил с Трумпфом, по-немецки «козырь», человек выдающийся, но он сейчас вне досягаемости. По той же причине не могу дать координаты одного историка, человека славной фамилии, он пока малодоступен. Из того, что пишет мне, вывожу, что достиг целостной картины, но о деталях умалчивает. Наконец, может тебе понадобиться левитация; я никогда к этому всерьез не относился, однако люди вплотную занимаются, стало быть, есть смысл; человек этот живет в Ленинграде и сейчас оставил занятия, но кое-что помнит, передашь привет от меня.