Истребитель полицейских

— Он был честным? — спросил Хейз.

— Цель поражена с первого выстрела, — сказал Кавано.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Нечестным я бы его не назвал, — сказал Кавано. — Нет, это слово ему не подходит.

— А какое же?

— Зигги любил лошадей.

— Игрок?

— М-мм. Игрок, да еще азартный. Лошади, карты, кости, футбол, бокс — что ни назови, Зигги всегда был готов биться об заклад.

— Это каким-либо образом влияло на его работу?

— Видите ли… — заговорил было Кавано, но лишь пожал плечами.

— Были ли у него долги?

— Мне известен только один случай.

— Когда?

— В 1937 году. — И Кавано опять пожал плечами. — В 1937 году почти все жители нашего города жили в долг.

— Он проигрался?

— Да. Проиграл в покер три тысячи долларов.

— Много денег, — заметил Хейз.

— Даже нынче это немалая сумма, — согласился Кавано. — А в 1937 году это была куча денег.

— И чем же история завершилась?

— Его партнеры взяли с него долговую расписку, согласно которой он был обязан отдать деньги в течение шестидесяти дней. Шутить с ними было опасно. Я не оправдываю Зигги, я просто стараюсь объяснить, что он попал в настоящую переделку.

— И что же он сделал? Залез в кассу фирмы?

— Нет, конечно. С чего вы это взяли?

— Я решил было, что вы к этому ведете.

— Ни в коем случае.

— Так что же произошло, мистер Кавано?

— Он попытался шантажировать одного из наших клиентов.

— Рер?

— Да. Он работал над документами одного из наших клиентов, которому принадлежала компания, занимавшаяся фиксированием цен. Зигги решил выманить у него деньги, пригрозив, что, если тот ему не заплатит, он на него донесет.

— Это же настоящий шантаж, мистер Кавано.

— Нет, не совсем.

— Шантаж. И что же произошло?

— Клиент позвонил мне. Я посоветовал ему обо всем забыть, а затем у меня состоялся с Зигги долгий разговор, который кончился тем, что я одолжил ему три тысячи, получив взамен обещание никогда больше так не поступать. — Кавано вздохнул. — Я могу быть с вами откровенным?

— Разумеется.

— Вне протокола? Я знаю, вы полицейский, но человек интеллигентный, так что давайте с минуту поговорим начистоту, идет?

— Давайте, — согласился Хейз.

— Вы не подтвердили, что не будете записывать.

— Ну а если подтвержу, к чему это обязывает?

— По крайней мере, между нами будет устная договоренность, — усмехнулся Кавано.

— Устная договоренность не стоит даже той бумаги, на которой она могла бы быть написана, — провозгласил Хейз. — Это сказал Сэмюэл Голдуин где-то в 1940 году.

— Чего? — растерялся Кавано.

— Приступайте, — предложил Хейз. — В протокол не заносится.

— Ладно. В нашем деле, в бухгалтерском учете, есть много такого, что мы видим и стараемся забыть, что видели, вы понимаете, о чем я говорю? Вы себе не представляете, сколько бухгалтерских гроссбухов, как только наступает время уплаты налога, вдруг становятся полностью сбалансированными. И я, хочу вам сказать, не мог позволить иметь у себя в фирме подонка, который выискивает промахи в документах моих клиентов, а потом на этом основании занимается вымогательством. Слух о таких вещах распространяется с неимоверной скоростью. Поэтому я поговорил с Зигги, как старший брат с младшим. "Зигги, — сказал я, — ты еще молодой человек, — это, если вы помните, происходило в 1937 году и он тогда был еще молодым — Зигги, ты молодой человек, и у тебя у нас в фирме есть будущее. Я знаю, ты любишь лошадок, Зигги, — я говорил с ним, как брат с братом, — и знаю, что тебе не дают спать твои долги, а отсюда ты начинаешь делать глупости. Но, Зигги, я родился и вырос на южной окраине Филадельфии, а округа эта далеко не из лучших, там царят такие же нравы, как и среди тех, с кем ты играешь в карты. Я готов одолжить тебе три тысячи, чтобы ты расплатился со своими приятелями, Зигги, — продолжал я увещевать его, — но с тем условием, что буду еженедельно вычитать из твоего жалованья десять долларов до тех пор, пока ты не вернешь все три тысячи, понятно? И вот что еще я тебе скажу, Зигги: ребенком в Филадельфии я кое-чему обучился, и если ты хоть раз попробуешь вымогать деньги у моих клиентов, Зигги, ты завершишь свои дни в яме, куда заливают жидкий бетон. Ничего нет хуже, чем присутствие в бухгалтерском бизнесе подонка, у которого длинный нос, Зигги, поэтому по-дружески тебя предупреждаю, укороти его".

— И он так и поступил?

— Конечно.

— Откуда вы знаете?

— Послушайте, уж в клиентах-то своих я неплохо разбираюсь. Если бы кто-либо из сотрудников решился на шантаж, через секунду бы зазвонил телефон. Нет, нет, с тех пор Зигги держался в стороне от подобных дел. Больше я не слышал ни единой жалобы.

— Что несколько странно, разве нет?

— Странно? Почему?

— Если, конечно, он не научился все время выигрывать.

— Да нет, бывало, что и проигрывал. Нет такого игрока на свете, который бы постоянно выигрывал.

— И чем же он расплачивался?

— Не знаю.

— М-мм, — промычал Хейз.

— А что, в этом убийстве замешана игра? — спросил Кавано.

— Вроде того.

— Видите ли, — сказал Кавано, — во многих проступках можно было обвинить Зигги Рера, но не в убийстве. А как был убит человек?

— Топором.

— То есть была кровь?

— Что?

— Кругом было много крови?

— Да.