Я это состояние прочувствовал на себе еще во время службы на Дальнем Востоке. Ситуация в приграничных районах тогда была неспокойная, и мы, истребители, подолгу находились в боевой готовности номер один. Еще тогда нам было ясно, что если летчик находится у самолета, имея все снаряжение под руками, то по тревоге он занимает место в кабине и взлетает гораздо быстрее, чем после многочасового пребывания в дремотном и вялом состоянии. Поэтому я и разрешил летчикам быть возле машин. Более того, во всех эскадрильях мы провели тренировки и убедились, что от этого боевая готовность не только не страдает, но, наоборот, повышается. Пилоты чувствовали себя бодрее и гораздо быстрее реагировали на все сигналы и команды. Конечно же, те летчики, которые не укладывались в нормативы, продолжали [231] тренироваться и, пока не обретали нужного навыка, несли дежурство в кабинах.
Все это я тщетно пытался объяснить генералу И. Л. Туркелю.
Вечером раздался звонок из штаба воздушной армии, и генерал Н. П. Дагаев сообщил мне, что на следующий день в 10.00 в расположение 240-й авиадивизии прибудет маршал авиации А. А. Новиков, которого я должен встретить и доложить ему о состоянии дивизии и о ходе выполнения боевых задач.
На следующее утро я был на аэродроме, куда должен был приземлиться самолет командующего ВВС Красной Армии. Генерал И. Л. Туркель тоже был на аэродроме.
Через несколько минут я рапортовал маршалу авиации А. А. Новикову. Мне уже приходилось докладывать ему в мою бытность командиром полка на Северо-Западном фронте, но сейчас я не был уверен, помнит ли меня Александр Александрович. Если и помнил, то виду, во всяком случае, не показал, и я представлялся ему как бы впервые.
А. А. Новиков пошел вдоль стоянок самолетов. Увидев истребитель, на котором было нарисовано более десяти звезд, по числу сбитых гитлеровцев, маршал спросил, чья это машина.
— Командира дивизии, — ответил шедший рядом инженер-подполковник Н. В. Корчагин.
Командующий посмотрел на меня:
— Значит, летаешь и сбиваешь самолеты противника. Это хорошо. Так и должен поступать всякий, кто хочет хорошо командовать дивизией.
Но я-то в последнее время летал мало. На Ленинградском фронте мне почти не приходилось подниматься в воздух, потому что при том небольшом количестве самолетов, которыми мы располагали, необходимо было все нити управления боем держать в одних руках. Потому я и находился безотлучно на КП. А на Калининском фронте, несмотря на большое напряжение, сил у нас хватало, самолетов — тоже. Но летать мне все же почти не удавалось: для этого мне нужен был надежный заместитель, который мог бы заменить меня на КП. А я на своего положиться не мог. Однажды, когда немецкие бомбардировщики приближались к линии фронта, он, находясь в тот момент на КП, не принял вовремя необходимых мер, и в результате гитлеровцы отбомбились без помех. Я получил строгое внушение от командующего [232] воздушной армией и впредь вынужден был сам безотлучно находиться на командном пункте. Взаимоотношения с заместителем (не буду называть его имя, это был уважаемый, известный боевой летчик, прославившийся еще в Испании, но...) сложились у меня сложные. Когда маршал авиации стал расспрашивать, почему я не летаю, хотя есть такая возможность, я вынужден был признаться, что мне не на кого оставить КП дивизии.
— А кто у тебя заместитель? — спросил Александр Александрович и, когда я ответил ему, кивнул: — Знаю, знаю... Он что, все еще употребляет?
Пришлось ответить утвердительно.
— Жаль, — сказал маршал. — Он ведь давал обещание. Неплохим летчиком был... Ну что ж, помогу тебе.
Об этом разговоре, который был в присутствии инженера дивизии, стало известно личному составу, и это принесло очевидную пользу.
— Когда улетаешь на КП? — спросил вдруг маршал.
— Как только провожу вас.
— Хочу посмотреть и другие полки, — сказал А. А. Новиков. — На КП вылетай завтра утром, часам к восьми-девяти. Я приеду несколько позже. Мой приезд прошу не афишировать. Ясно?
— Все будет выполнено, как приказано!
После этого я сопроводил маршала авиации в 42-й истребительный авиаполк. Когда я докладывал о боевой работе этого заслуженного боевого коллектива, маршал спросил:
— Как справляется командир полка?
Я подробно и с большим удовольствием рассказал о Федоре Ивановиче Шинкаренко, который был моим командиром в сорок первом году, и добавил, что, на мой взгляд, он — готовый командир дивизии.
Потом маршал поинтересовался, есть ли еще в дивизии летчики, которые сбили более десяти самолетов противника. Я ответил, что есть, и назвал по фамилиям несколько человек, в числе которых был и Григорий Герман.
— Тех, кто заслуживает, представьте к присвоению звания Героя Советского Союза, — приказал А. А. Новиков.