В принципе, необходимость работать ночью у нас уже однажды возникала. Но, во-первых, это можно считать исключением в нашей практике (я сейчас говорю о наших ночных полетах в районе Каунаса в период подготовки к вступлению в Восточную Пруссию в сорок четвертом году), а во-вторых, тогда мы имели какую-то возможность подготовиться и использовать для этой работы только самых лучших летчиков. Здесь же речь шла о том, чтобы немедленно поднять целый полк.
Обо всем этом я тут же доложил командующему. В ответ генерал Т. Т. Хрюкин подтвердил приказ о немедленном вылете полка в полном составе, а на поставленный мной вопрос ответил, что после выполнения задания тем летчикам, которые в темноте не смогут произвести посадку, следует прыгать, используя парашюты. Сказав это, он тут же повесил трубку.
Когда прежде я говорил о Т. Т. Хрюкине как о военачальнике, способном принимать нестандартные и очень ответственные решения, я ни в малейшей мере не склонен был к преувеличениям. Этот эпизод — тому подтверждение.
Получив приказ, я немедленно передал его командиру 86-го гвардейского истребительного авиаполка. Подполковник В. А. Чистяков задал мне те же вопросы, и я передал указание командующего при невозможности» совершить посадку прыгать и повесил трубку, так как ни одной лишней минуты у меня уже не было. Я знал, что полк поднимется в воздух без промедления, и теперь все мои мысли были сосредоточены на том, как все-таки обеспечить посадку. [389]
Поставив обо всем в известность начальника штаба дивизии, я выехал на аэродром, который располагался рядом с населенным пунктом Шиппенбайль — юго-восточнее Кенигсберга. Когда через несколько минут я приехал туда, последние звенья истребителей уже набирали высоту.
Я собрал инженерно-технический состав и распорядился немедленно организовать костры из ветоши вдоль металлической взлетно-посадочной полосы на расстоянии не более пятидесяти шагов один от другого. Каждой эскадрилье отводился участок длиной в четыреста метров. Объявил готовность 30 минут. Через полчаса по моему приказу у каждого костра наготове должен быть человек. Я также приказал иметь два тягача — один в конце полосы, другой — возле СКП. Командир БАО должен был пригнать в район СКП пять автомашин с дальним светом, которые можно было бы использовать вместо посадочных прожекторов. Инженеру полка И. И. Алещенко я поручил организовать и проконтролировать всю эту работу, после чего доложить мне о готовности ночного старта.
Отдать необходимые распоряжения оказалось гораздо проще, чем все это исполнить, да еще и в такие короткие сроки. То ветоши не хватало — слишком много ее понадобилось, то возникали проблемы с зажиганием костров — промасленная ветошь плохо горела, и приходилось смачивать ее бензином, то выяснялось, что не у каждого есть при себе спички. Между тем каждая такая мелочь при ночной посадке могла обернуться для летчиков бедой. Но все же к указанному времени старт был почти готов, а на то, чтобы его проверить, времени уже не осталось.
К моменту возвращения первых малоопытных экипажей на земле наступила полная темнота. На высоте 4 тысячи метров еще было светло, и опытный летный состав продолжал выполнять боевое задание. Очень разумно поступили командиры эскадрилий, которые с разрешения находившегося в воздухе командира полка раньше отправили на посадку молодых пилотов. Учитывая, что они, летая ведомыми, обычно тратят горючего больше, чем ведущие, такое решение было совершенно правильным.
Запас горючего на Як-3 (при условии, что летчик проводит воздушный бой) позволял пробыть в воздухе примерно час. Не больше. Поэтому, когда над аэродромом [390] появились первые машины, я сразу задал вопрос по радио: «У кого ограниченный запас горючего?» Несколько летчиков тут же сообщили, что у них горючее на пределе. По их позывным я определил очередность посадки. Дал две зеленые ракеты — это был приказ стартовой команде зажечь костры и включить фары автомобилей. Предупредил летный состав, чтобы при заходе на посадку все строго выполняли мои распоряжения.
И — началось...
«Подтяни! — командовал я по радио. — Ниже! Еще ниже! Высоко! Поддержи. Убирай газ!» И так далее с каждым летчиком. Через минуту от напряжения у меня пересохло в горле. Естественно, были почти аварийные ситуации, и мне в считанные мгновенья надо было сориентировать летчика, чтобы это «почти» не обернулось катастрофой. Особенно часто допускалось высокое выравнивание — это было объяснимо: летчик земли почти не видел. Перелеты, недолеты... У двух последних истребителей двигатели заглохли на пробеге. Но это уже были опытные летчики, которые быстро исправляли свои просчеты, и потому все кончилось благополучно.
Сели все. Весь полк.
И самолеты были целы.