Истребители

Я дрался с истребителями, совершая необходимые маневры, и поначалу поглядывал за ведомым. Бой был напряженным и предельно маневренным, но Кудряшов в любой момент сохранял свое место. Доверившись ему полностью, я смог все внимание сосредоточить на выбранных [117] целях. Заканчивая очередной боевой разворот, я бросил взгляд вперед и увидел пару Ме-109, которые тоже выходили из боевого разворота. Довернув немного, нажал на гашетки. Ведущий вражеской пары вспыхнул и пошел к земле. И тут же я услышал в наушниках азартный мальчишеский крик своего ведомого:

— Сбит! Сбит, стерва!

По возвращении на аэродром я приказал записать сбитый самолет на счет Кудряшова. Через некоторое время подошел ко мне растерянный инженер по вооружению, доложил:

— Товарищ командир, у Кудряшова нетронутый боекомплект...

— Ну и что же? — спросил я, не понимая, что озаботило инженера.

— Так вы же приказали записать сбитый самолет Кудряшову?

Тут я объяснил, что Кудряшов в сложном бою отлично выполнил свою задачу, надежно меня прикрыл и тем самым позволил мне провести атаку на поражение. Поэтому он заслужил, чтобы этот самолет был записан на его счет.

Я считаю, что это было справедливо. Часто, когда по одному и тому же самолету стреляло несколько летчиков и среди них был молодой летчик, то этого «группового» сбитого мы записывали на боевой счет новичка. Таким образом, ветераны как бы отдавали дань младшему товарищу, его умению и бойцовским качествам. А это очень много значило для молодого истребителя! Впоследствии я узнал, что таким способом поддерживали и воспитывали молодежь многие наши асы. Прославленные истребители трижды Герои Советского Союза А. И. Покрышкин и И. Н. Кожедуб говорили мне, что они тоже так поступали. Случайных совпадений в этом нет: опыт войны подсказывал нам наиболее справедливые и целесообразные решения.

* * *

В конце весны к нам прибыло пополнение — выпускники Качинского авиаучилища сержанты Н. Деменчук, В. Ревуцкий, И. Пискунов, Н. Леонтьев, И. Чистяков, К. Гусаревич, А. Лобода. Эти летчики имели по нескольку часов налета на «Харрикейнах», поэтому их и направили в наш полк. Пополнение было очень кстати, хотя я и понимал, что выпускников училища надо основательно [118] готовить к предстоящим боям. Прежде чем приступить к боевой работе, им пришлось усиленно изучать наш боевой опыт и совершенствовать технику пилотирования.

У всех питомцев училищ до поры до времени и жизненные пути схожи, и мечты. Но вот они попадают на фронт, и тут у каждого судьба своя.

Вот Иван Пискунов. Он стал отличным летчиком, сбил 12 самолетов и потом еще много лет служил в авиации, занимаясь своим любимым делом — полетами и воспитанием послевоенного поколения авиаторов. По случайному совпадению оба мы в ночь на 22 июня 1941 года были в Севастополе: я среди слушателей академии на практике, а он в числе курсантов Качинской летной школы. Мы оба первый вражеский налет приняли за начало крупных флотских учений. А спустя почти год Иван Пискунов попал в полк, которым я командовал.

А вот сержант Гусаревич трагически погиб вскоре после прибытия, погиб на глазах почти у всего полка, поэтому это печальное событие у многих осталось в памяти. Он возвращался после тренировочного пилотажа в зоне. Колеса его самолета вот-вот должны были коснуться полосы, как вдруг из-за леса на бреющем выскочила паре Ме-109. Один из «мессеров» дал очередь по снижающемуся самолету, и тут же оба вражеских самолета скрылись за лесом. Все произошло в считанные секунды...

До этого случая немцы не пытались вести охоту возле нашего аэродрома. Но через несколько дней они таким же образом атаковали машину Пискунова. Очередь прошила плоскость самолета, но Пискунов все же благополучно его посадил.

Мы приняли меры. После того как нам удалось подстеречь и сбить фашистского охотника, подобные налеты прекратились. Но мы сделали вывод из этого горького урока. Осмотрительность и еще раз осмотрительность! В любой обстановке надо было оставаться предельно внимательными.

В течение сорок второго года мы не раз меняли аэродромы. В зависимости от планов командования фронта наш полк перемещался вокруг окруженной демянской группировки противника. Даже после образования рамушевского коридора линия фронта вокруг группировки по форме напоминала кольцо, разорванное лишь в одном месте. Мы со своего основного аэродрома перебазировались то в северо-западной направлении, в сторону озера [119] Ильмень, то к юго-восточному и хорошо знали все наши немногочисленные полевые площадки.

В те дни, когда борьба в воздухе ожесточалась, я поднимал над аэродромом пару или звено, чтобы прикрыть посадку группы, возвращающейся с боевого задания. Однажды неожиданно для всех произошел курьез на грани чрезвычайного происшествия.

Уже на склоне дня возвращалась группа, и я поднял на «Харрикейне», чтобы прикрыть посадку, летчика сержанта Николая Деменчука, который был из майского пополнения, молодой, но с хорошими задатками воздушного бойца.