Истребители аварий

А сколько сил, времени, нервов вложено в это гималайское восхождение, сколько бесплодных шатаний по кабинетам бездушных прощелыг!.. Сколько напрасных слов о стену равнодушия! Ее пробить сложнее, чем стену восьмитысячника! Какие работы на восхождениях, какое усложнение маршрутов, связанное и с дополнительным риском, – и все для того, чтобы доказать: команда – одна из лучших в Союзе и по общему уровню подготовки и по стабильности достигнутых результатов... Бронза, серебро, серебро и, наконец, золото в прошлом году, и это при их-то молодости, силах и перспективах! Неужели, все теперь проваливается в никуда? Никак нельзя претендовать на исключительность, допуская сделки с совестью! Не позволю ни себе, ни им!..

Таковы худшие предположения Романцова! Но другой голос говорил ему: «Не руби с плеча! Разберись вдумчиво, осторожно... Ведь все могло произойти совсем не так...»

Остановившись в темноте перед самой вершиной, они действительно могли не выйти на связь из-за сложной работы на рельефе. А утром выйти к вершине еще до связи в 6.00, пропустить по занятости и ее. А связь на 9.00 уже застала их на спуске после завершения восхождения.

А почему они не устремились ему на помощь? Это тоже могло объясняться вполне понятными причинами: они активно работали на спасах под перевалом Чон-Терен или на ребре Шатра без радиосвязи с базой, ведь многие группы спасателей не имели своих раций. Ему вспомнилась фраза Галинского из последних переговоров с МАЛ ЮИ:

– ...Мы каждую перехваченную строчку ваших переговоров обсуждали и, затаив дыхание, следили за вашими поисками. Душа болела, – ведь не деньги и вещи пропали, – ведь живые люди пропали!.. И твои ловили сообщения. Но по мере возможностей...

Да, надо разобраться сурово и мудро. И сначала совсем беспристрастно: надо уметь быть сначала не судьей, а следователем. Просто понять, как обстояло дело, и случилась ли здесь или нет авария человечности. Так-то!.. Зорька, конечно, не виновата, она и в восхождении не участвовала, будучи наблюдателем. А Лида будет ей хорошей напарницей по женской связке. Да, в этой спасательной запарке совсем забыл о своей группе...

Вдруг представил себе хитроумную физиономию Галинского и улыбнулся. Вот жучила и скупердяй! Случалось, у него сухаря ломаного не допросишься. Перед ним и большинство инструкторов МАЛа дрожит: суровый мужик! Никакого спуску не дает нарушителям дисциплины, а о своих интересах, интересах МАЛа, никогда не забудет. Но если вдруг случается что-то необычное, – вроде вот этих спасов, – тут уж он не поскупится ни на импортное пиво, ни на отечественные деликатесы... И баню приготовит, и самых знойных альпинисточек пригласит на вечеринку для избранного круга. И у этого серьезного и сурового начальника появляется во взгляде что-то мальчишески проказливое, залихватски лукавое, появляется желание хоть немножечко «нашкодить», пусть даже и в ущерб «начальственному» авторитету. Конечно, в избранной, близкой компании. Желание поострить метко и точно, посмеяться над собой и другими, и, томно закинув голову, глядя в лицо милашке-альпинистке петь под гитару песни-анекдоты с такой напускной серьезностью, что все дрожат внутри от восторженного смешка. Что-то, к примеру, «от Есенина», но с народным «переложением» на альпинистские «страдания»: