Понимание того, что травма может привести к эпигенетическим изменениям, помогает принять ее наличие и способствует ее проработке, но при этом и огорчает. Если эпигенетические изменения уже произошли, обратимы ли они? Дальнейшие исследования подтверждают: как стресс влияет на активность генов, так и положительные факторы внешней среды способны воздействовать на усиление или ослабление этой активности. Ученые выяснили, что конструктивные межличностные отношения способствуют появлению эпигенетических изменений к лучшему, то есть наличие в нашей жизни любящего и заботливого человека способно устранить часть негативных последствий, которые привнесла травма[57]
. Мне нравится узнавать о таких открытиях, поскольку работа психотерапевта не позволяет мне вернуться в прошлое и отменить сам факт травмы, как и провести терапию, позволившую бы полностью забыть о перенесенной боли, но я могу поспособствовать появлению большего количества конструктивных межличностных отношений и повлиять на количество времени, которое клиент проводит в таких отношениях. Они не только оказывают успокаивающее воздействие на нервную систему, но и помогают перестроить работу эпигенетических маркеров, чтобы они активировали не только те части ДНК, которые отвечают за реакцию на стресс, но и те, что влияют на формирование истинной близости и здоровья в целом.Можем ли мы передать травму кому-то еще, кроме своих детей?
К сожалению, травма передается не только родственникам, но и другим людям из нашего окружения. Мы можем перенимать паттерны поведения, реакции и убеждения от тех, с кем состоим в близких отношениях, и таким образом передавать друг другу свои травмы. Мы знаем, что факторы окружающей среды могут вызывать эпигенетические изменения, поэтому неудивительно, что мы транслируем травму своим друзьям, соседям по комнате и коллегам. Я считаю, что наличие коллективной травмы усугубляется социальными сетями, ведь они позволяют нам поддерживать близкие отношения с большим количеством людей, тем самым повышая наши шансы столкнуться с проявлениями чужой травмы. Не говоря уже о том, что соцсети еще и значительно увеличивают вероятность увидеть что-то страшное или печальное.
В мае 2020 года появилось видео, которое показывало, как полицейский в Миннеаполисе арестовал Джорджа Флойда и прижимал его шею коленом к асфальту около девяти минут, пока Флойд не умер. Доступ к этому видео был у всех людей, независимо от того, где они жили, и все, кого я знаю, посмотрели его как минимум один раз. Это было ужасно, очень печально и практически невозможно описать словами. Я уверена, что каждый, кто видел этот сюжет, получил коллективный травмирующий опыт, и, хотя полные последствия такого опыта и нуждаются в дальнейшем изучении, мы уже стали свидетелями массовых требований провести реформу полиции и добиться справедливости для пострадавшего.
Такая связь друг с другом помогает нам чувствовать свою общность, учиться новому друг у друга, вместе работать и двигаться к общим целям, но при этом способствует распространению травмы по всему миру со сверхъестественной скоростью. Сейчас наше сообщество настолько глобально, как никогда ранее. Мы с легкостью путешествуем по всему миру и общаемся с людьми одним нажатием кнопки, где бы они ни находились. Такая близость одновременно и помогла нам, и причинила определенные неудобства в конце 2019 года, когда появился COVID-19. С момента первых зафиксированных случаев заражения в ноябре 2019-го и до марта 2020 года власти по всему миру ввели локдаун, запретив работать всем организациям (независимо от организационно-правовой формы и формы собственности), если они не являются системообразующими и непрерывно действующими, закрыли границы и предписали всем гражданам соблюдать режим самоизоляции. Я все еще помню, как сильно была напугана, растеряна и обескуражена тем, что происходило в то время. Эпидемические вспышки птичьего гриппа и геморрагической лихорадки Эбола случались и ранее, но из-за этого никогда не приостанавливали работу предприятий и не предписывали гражданам сидеть по домам.