Исцеление смертью

Ему пришло в голову, что большой мир не так уж и плох; взять хотя бы этот город, где столько людей живёт обычной, будничной жизнью. Однако поездка продолжалась, и постепенно в поле зрения Томаса начали попадать подробности, которых он раньше не замечал; чем дальше они ехали, тем больше ему становилось не по себе. Люди на улицах выглядели встревоженными и озабоченными. Все, казалось, избегали друг друга — и вовсе не из одной только вежливости; создавалось впечатление, что каждый человек делал всё, чтобы ни в коем случае не войти в соприкосновение с другим. Так же, как и в торговом центре, на многих были маски, а другие закрывали лица платками и салфетками.

Стены зданий пестрели плакатами и листовками, зачастую рваными и заляпанными аэрозольной краской. Некоторые предупреждали об угрозе заражения Вспышкой и давали рекомендации, как его избежать; другие толковали о том, как опасно покидать города с их надёжной системой безопасности; третьи — что делать в случае, если встретишь заражённого... С некоторых на прохожих смотрели жуткие хари хрясков далеко за Чертой. В глаза Томасу бросился плакат, на котором крупным планом была изображена женщина с суровым лицом и гладко зачёсанными назад волосами. Слоган под портретом гласил: «КАНЦЛЕР ПЕЙДЖ ЛЮБИТ ТЕБЯ!»

Канцлер Пейдж! Томас сразу же узнал это имя. Та, о которой Бренда говорила, что ей можно доверять — единственной из всех. Он обернулся к девушке, чтобы расспросить её, но прикусил язык. Что-то подсказывало ему, что лучше подождать до того времени, когда они останутся наедине. Пока они ехали, он видел множество плакатов с портретом канцлера Пейдж и жадно всматривался в них, но большинство было покрыто безобразными граффити. Трудновато составить себе представление о лице, которое скрывается под дьявольскими рогами и дурацкими усами.

Все улицы наводняли патрульные из каких-то сил безопасности — сотни людей в красных рубашках и противогазах. В одной руке у каждого было оружие, в другой — портативная версия устройства, в которое Томасу с друзьями пришлось сегодня заглядывать при входе в город.

Чем дальше такси уходило от защитной стены, тем грязнее и непригляднее становились улицы. Везде мусор, множество разбитых стёкол, за граффити не видно стен. И хотя окна верхних этажей сверкали под лучами солнца, Томасу казалось, что вокруг сгустилась тьма.

Такси свернуло в переулок — на удивление безлюдный. Машина остановилась у бетонного строения, высотой по крайней мере в двадцать этажей. Водитель вернул карточку Хорхе хозяину, и Томас понял, что они прибыли на место.

Как только все выбрались из машины и та укатила, Хорхе указал на ближайшую лестницу:

— Номер 2792 — это здесь. Второй этаж.

Минхо присвистнул:

— М-да, уютненько, ничего не скажешь.

Томас был полностью с ним согласен. Такого неприветливого местечка просто поискать. Покрытые похабными рисунками и надписями серо-коричневые стены приводили его в содрогание. Юноше вдруг расхотелось тащиться по ступенькам и тем более узнавать, кто ожидает их внутри этого весёленького здания.

Бренда подтолкнула его в спину:

— Ты рвался сюда? Вот и иди первым.

Он сглотнул, но, ни слова не говоря, подошёл к лестнице и начал взбираться по ступенькам. Остальные последовали за ним.

Обшарпанная дверь квартиры номер 2792 выглядела так, будто ей на днях исполнилась пара сотен лет, не меньше — так она иссохла и покорёжилась; зелёная краска, которой она когда-то была покрашена, поблекла и облупилась.

— Кажется, мы сбрендили, — прошептал Хорхе. — Полный трындец.

Минхо хрюкнул.

— Не дрейфь, Томас однажды отколотил его до посинения, так что отколотит ещё раз, если понадобится.

— Если только у этого типа из каждого кулака не будет высовываться по пушке, — возразил Хорхе.

— Эй, парни, заткнитесь! — прикрикнул на них Томас — его нервы были на взводе. Без дальнейших проволочек он поднял руку и постучал в дверь. Прошло несколько мучительных секунд, и она отворилась.

Томасу сразу стало ясно, что появившийся на пороге черноволосый парень — не кто иной, как Гэлли из Приюта. Никаких сомнений. Вот только он стал ещё уродливей: лицо покрыто шрамами и изборождено выпуклыми линиями, похожими на тощих белых слизней. Правый глаз, похоже, почти не открывался, а нос, и до происшествия с Чаком не образец красоты — большой и формой напоминающий лимон, — теперь ещё и кривился на сторону.

— Я рад, что вы пришли, — хрипло прокаркал Гэлли. — Потому что конец света близок.

Глава 25

Гэлли сделал шаг назад и широко распахнул дверь:

— Входите!

Увидев, в какое страшилище превратился Гэлли, Томас почувствовал угрызения совести. Он не знал, как повернуться, что сказать и надо ли что-то говорить... Он просто кивнул и заставил себя войти в помещение.

Здесь было темно и пусто — ни мебели, ни половиков — и пахло жареным беконом. Окно было занавешено жёлтым покрывалом, из-за чего комната казалась погружённой в жутковатое призрачное сияние.

— Садитесь, — пригласил Гэлли.