«Почему бы тебе не прикончить себя, а, Габриэль? — шептались они в уши — по иронии судьбы — певучим голоском Оливии. — Быть может, всем станет легче, когда ты умрёшь? Сколько можно приносить несчастья?»
Присутствии сестры сделалось таким осязаемым, что Габриэль ощутила на висках её горячее дыхание и кисловатый аромат адеколона их матери, которым Оливия надушилась в последний день своей жизни.
Из почтовой щели раздался раскатистый смех, после чего, будто играючи, просунулся тонкий наманикюренный палец.
«Давай воссоединимся, сестренка? Нам так хорошо было вместе, пока ты все не испортила, — поманил он Габриэль жестом. — Мамочка и папочка заждались тебя!» — Палец растянулся и стал непропорционально длинным — почти, как на конечностях мутировавшего профессора Нортона. Он всё удлинялся и удлинялся, и Габриэль не могла ни отвести от него взгляда, ни закрыть глаза, чтобы не видеть этого острого ногтя, наровящего проткнуть её в своем осуждении насквозь.
— Габриэль, тебе плохо? — Голос Адама настиг девушку из-за спины, разрушив страшное видение. Палец быстро сузился до нормальных размеров и исчез за дверью, тень сошла с газона за окном, а зеркало возвратило себе былой блеск. — Тебе что-то померещилось? — разгадал её состояние Адам.
— Откуда ты знаешь? — холодно поглядела на него та.
Адам расчесал пальцами волосы с видом пристыженым и неловким. Речь его звучала немного нескладно, с запинками, будто он очень нервничал:
— В клыках кропуса есть ядовитые железы, яд которых может вызывать галлюцинации, — отчеканил он. — Наслышан, что кропусов продают на мёртвых планетах не только ради шкуры, но и для производства так называемых «дурманящих веществ», если ты понимаешь, о чем я.
— О, чудно! Как вовремя ты об том говоришь!
— Прости, я не думал… — пролепетал Адам виновато.
— … Не думал, что я окажусь исчадием ада, которого испугается крошка-кропус? — придралась Габриэль к его словам.
— Я же сказал, что способность кропусов распознавать цвет души — заключение не имеющее научного основания! Не стоит принимать его за чистую монету… Да и откуда столько ненависти к себе, Габриэль?
Участливость, с которой Адам это спросил, заставила Габриэль шлёпнуть себя по щекам, чтобы замаскировать смущённый румянец:
— А ты иного мнения на этот счёт? — ответила она вопросом на вопрос. — В смысле… по-твоему… какая я?
— Как минимум, лучше многих, кого я знал.
— Да ну тебя!
— Я серьёзно! — был настойчив Адам в своём суждении. — Лучше скажи мне, откуда ты прознала, что Пенни связана с ВУС?
— Ещё одна сверхспособность!
— Правда?
Габриэль издала безотрадный смешок:
— Конечно, нет, дурачина. Я видела Пенни в видении. И её маму видела. И тебя.
— Что за видение?
— От нашей загадочной девочки. Она сказала, что я должна вспомнить из-за чего мир изменился, иначе Станвеллу придёт конец. Собственно, этот конец я и видела…
Адам глубокомысленно вздохнул и пристроился рядом с Габриэль на тесных ступеньках.
— Дай-ка сюда руку, — сказал он, шурша пакетом с медикаментами, которые любезно предоставили Уоткинсы.
Габриэль покорно подставила под смоченную спиртом вату прокушенное запястье, вторым — подперев подбородок, а взгляд уводя далеко-далеко за пределы помещения, чтобы не видеть лица Адама.
— Спасибо, — поблагодарила она его по завершении манипуляций с бинтом.
— Всегда рад помочь!
— Ты знаешь, — смущенно начала Габриэль. — Если вдруг я говорю что-то… грубое, — попыталась улыбнуться она, — я на самом деле не имею это в виду.
— Хорошо. Понял.
— Просто… чтобы ты знал.
— Я и так это знаю, Габриэль. И я не в обиде, даже не заморачивайся! — Адам выпрямился и подал Габриэль руку: — Ну что, идём?
Глава 15. Попутчик
Лес по Уиллоубрук все ещё был оцеплен. Местных жителей это не устраивало. Пару дней назад по главной дороге можно было проехать, предъявив документы, подтверждающие личность. Сейчас же, в связи с последними событиями, дорогу перекрыли совсем, дабы предотвратить перемещения инопланетян в столицу и другие близлежащие города. К счастью, от центра Станвелла до её окраины вела другая дорога. Точнее говоря, это была и не дорога вовсе, а просто-напросто продавленная шинами колея между перелеском и полем для выгула скота.
Лужи здесь образовывались быстро и обильно, а потом ещё долго плодили на своей поверхности комаров и водомерок, пока летнее солнце как следует не пропекало почву. Тогда земля превращалась в окоченелые отпечатки недавнего прошлого: следы резиновых сапогов и редких вмятин маленьких лисьих лапок, накладывающиеся друг на друга ленты различной ширины, при взгляде на которые можно было высчитать габариты транспорта. Пройдет год, и эта колея наверняка превратится в болото.
Ацель переступил очередную лужу, расходящуюся радугой машинного масла. Его высокие черные сапоги приобрели коричневатый оттенок. Он прилагал все старания, чтобы спасти от подобной участи своё излюбленное пальто, подбирая подолы, словно какая-нибудь возвышенная дамочка в кринолине.