Итак, история… (О писательском ремесле)

Представим, что мы пишем про карьерный хэппи-энд. Наш персонаж пусть будет чем-то вроде современного Акакия Акакиевича, но не глупый, а наоборот, чрезвычайно умный, только, несмотря на могучий интеллект, наш герой сидит на ничтожной должности, карьера не прет вообще, потому что у бедняги нет связей и знакомств (внешнее препятствие). Какое-то время он ноет о несправедливости мира, но в конце концов догадывается, что дело в нем самом. Он слишком деликатный, слишком нерешительный, всегда готов уступить, лишь бы не показаться наглым (внутреннее препятствие). Как только он находит в себе силы измениться и совершает решительные поступки, берет на себя ответственность, то есть преодолевает себя, устраняя таким образом внутреннее препятствие, руководство замечает его способности и серьезно повышает в должности. Хэппи-энд? – Да. Характер есть, динамика есть, действие есть. Произведение (роман, фильм или сериал, неважно) имеет такой успех, что люди хотят продолжения. Что же делать в таком случае автору? Идти по накатанной схеме, используя прежнюю слабость характера персонажа? Снова он будет сначала деликатничать, а потом прозревать, только уже на более высоком уровне? Допустим, первый сезон у нас был в районной администрации, тогда второй перенесем в городскую, а хэппи-эндом станет повышение нашего героя до всероссийского масштаба? Возможно, людям второй сезон тоже понравится, если персонажи ну очень обаятельные, а диалоги остроумные, но все же не нужно заставлять героя заново понимать то, что он уже один раз понял. Так что же? Долой вторые сезоны? Ни в коем случае! Давайте просто поставим персонажу новую задачу, исходя из логики его характера.

Да, он был деликатный, но только ли от интеллигентности? А не являлась ли движущей силой его непротивления злу банальная трусость, которая временно отступила перед жаждой власти и денег? И не действовал ли он решительно только когда был уверен, что ему за то ничего не будет? Ого, так похоже он был трус, а трусость у нас не что иное, как мать жестокости. Как же наш персонаж распорядится своими новыми возможностями? Не будет ли он безжалостен к бессильным? Не опьянит ли его власть? И вот, пожалуйста, новая динамика – из рефлексирующего интеллигента в жестокого тирана, а зернышко, из которого вырастает эта новая личность, было заложено еще в первом сезоне!

Зерно личностного роста

Зернышко это невероятно важно. Можно, конечно, и не сеять его в начале истории, но все же лучше, чтобы новая личность органично выросла из старой. Например, почему замечательный роман-эпопея Вектора Гюго «Отверженные» редко для кого является настольной книгой? Дело тут не в большом объеме произведения, не в многочисленных отступлениях и описаниях, а в том, что метаморфоза Жана Вальжана произошла моментально, кардинально и по триггерному механизму, причем задолго до конца произведения. У бедняги не было никакой внутренней опоры, чтобы превратиться из каторжника в убежденного подвижника и филантропа, всю магию совершил епископ Мириэль. Все остальное повествование Вальжан живет в психологическом «долго и счастливо», заботясь о других героях, но сам не претерпевает никаких перемен, несмотря на водоворот событий вокруг себя.

А возьмем роман Николая Носова «Незнайка на луне». Среди прочих персонажей там фигурирует парочка олигархов, Спрутс и Скуперфильд. Первый из них совершенно конченный, олицетворение звериного оскала капитализма, а Скуперфильд тоже не подарок, но при всей своей гнусности любит животных. И мы понимаем, что такой человек не может быть полным негодяем и козлом, и затаив дыхание ждем, доброе или злое начало одержит победу в этом герое.

Здесь я по примеру Виктора Гюго позволю себе небольшое отступление.

Литература VS чтиво

Что есть хорошая литература, а что – низкопробное чтиво? Споры на эту тему не утихают, и порой кажется, что авторитетные критики готовы всякую книгу, имеющую коммерческий успех и высокие тиражи, объявить литературным мусором и макулатурой. Словосочетание «массовое искусство» произносится с презрительной интонацией. Лично мне непонятно, почему. Например, роман Сервантеса «Дон Кихот» по суммарным тиражам уступил только Библии, значит, его смело можно назвать массовой литературой.

Увлекательная и легко читаемая книга с лихо закрученной историей не всегда плоха, так же как и невнятный сюжет, тяжеловесный язык и унылая серость персонажей еще не основание причислить книгу к шедеврам. Спекуляция на острых и болезненных темах тоже мало что дает. Наоборот, на фоне великой общечеловеческой проблемы беспомощность автора проявляется только сильнее.

Возможно, я просто слишком слаба интеллектуально, и мне не удается даже вооружившись мачете здравого смысла прорваться сквозь джунгли «ярких метафор» и «тонкого психологизма» к сердцу истории настоящих литературных шедевров.

Для меня критерий, по которому сужу, что есть литература, а что чтиво, довольно прост.

Литературное произведение обращается к внутреннему взрослому, а чтиво – к внутреннему ребенку.