Итак, вас публично опозорили. Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей

– И что изменилось?

Какое-то время Майк молчал. Потом сказал:

– Когда Айра впервые спросил меня, не хочу ли я рассказать эту историю на его передаче, я подумал: «Это проверка. Если я правда в это верю, то будет трусостью не поделиться этим. Если я все закопаю, то ничего не изменится». – Он сделал паузу. – Я знал, что история произведет взрыв в сознании, а потом станет взрывом для меня.

Я нахмурился.

– Хотите сказать, что с самого начала знали, что вас разоблачат?

Майк кивнул.

– То, что случилось тогда на озере, показало мне, что есть выход, – сказал он. – И в этой двери есть щель. Ее можно почувствовать. Можно просто умереть. Понимаете? Как только принимаешь это, приходит ясность. Хочешь сделать что-то в этом мире? Будь готов потратить жизнь впустую. И я такой: «Ладно. Я так и сделаю. Хорошо».

– А как же риск того, что скандал не привлечет внимание к тому, что происходит в Китае, наоборот, оттянет его? – спросил я.

– Я бы из-за этого очень беспокоился, – ответил Майк. И тут же изменил формулировку: – Я очень из-за этого беспокоился. Меня это очень тревожило.

Он явно видел, с какой неуверенностью я смотрю на него.

– Слушайте, никто не захочет слышать, что на самом деле я герой, рыцарь в сияющих доспехах, что я пожертвовал собой, – сказал он. – Никто не захочет слышать эту историю. Но так оно и есть. Я знал, что у нее нет шансов вынести все проверки и стать главной новостью передовиц. Я знал, что она обречена на провал.

Я был уверен, что смотрю на человека, который постепенно создает себе вымышленную историю. В этом варианте развития событий Майк доблестно уничтожил свою репутацию, чтобы спасти жизни людей в Китае, как террорист-смертник. Но в то же время я чувствовал, что не стоит говорить ему о своих мыслях. Казалось, что это тот самый клей, удерживающий его воедино.

Но, думаю, он прочел все по моему лицу, потому что вдруг сказал:

– Как формируется сознание: мы рассказываем историю о самих себе самим себе, историю о том, кем мы себя представляем. Мне кажется, настоящее публичное осуждение или унижение – это конфликт между человеком, который пытается рассказать свою историю, и обществом, которое прописывает для этого человека свою версию событий. Один сюжет пытается переписать другой. Так что, чтобы выжить, нужно отстаивать свое. Или… – Майк посмотрел на меня, – …написать третью историю. Ты реагируешь на сюжет, который тебе навязали. – Он помолчал. – Ты находишь способ выказать свое неуважение другой истории, – сказал он. – Если поверить в нее, это тебя раздавит.

Я был рад, что Майк Дейзи нашел способ жить своей жизнью. Но не думаю, что в его методах выживания прятался полезный совет для Джоны или Жюстин. У них за плечами не было карьеры в сторителлинге, на которую можно было бы сослаться. Не было никакого третьего сюжета. Был только один. Джона – писатель-обманщик. Жюстин – девушка с твитом про СПИД. На них стояло клеймо, и об этом можно было узнать без всяких ищеек. Их прегрешения выскакивали на первой же странице в Гугле.

Жюстин сдержала свое обещание. Через пять месяцев после нашей первой встречи мы договорились пообедать вместе в Нижнем Ист-Сайде. Она рассказала, как обстоят дела. По ее словам, ей сразу же предложили новую работу. Но какую-то странную: приглашение пришло от владельца яхтенной компании из Флориды. «Он сказал: “Я видел, что с вами случилось. Я целиком на вашей стороне”». Но Жюстин ничего не знала о яхтах. Так почему же он решил ее нанять? «Он что, сумасшедший, который считает, что белые не болеют СПИДом?» Она отклонила предложение. Потом уехала из Нью-Йорка. «В Нью-Йорке твоя карьера – это твоя личность. У меня ее отняли». Она уехала так далеко, насколько это было возможно. В город Аддис-Абеба, столицу Эфиопии. Там она стала волонтером неправительственной организации, работающей над снижением уровня материнской смертности.

«Я подумала, что раз уж оказалась в такой жуткой ситуации, нужно что-то из этого извлечь, по крайней мере, попытаться извлечь максимум пользы, помочь людям и чему-то научиться». Она улетела туда одна. «Я знала, где остановлюсь, но там нет адресов. У них не то чтобы были названия улиц. Английский там не родной язык».

– Тебе понравилось в Эфиопии? – спросил я ее.

– Там просто волшебно, – ответила она.

И вот здесь история Жюстин могла бы и завершиться. Если вы один из тех сотен тысяч людей, что разрывали ее на куски, возможно, вам захочется, чтобы финальный кадр был именно таким. Возможно, вы визуализируете ее где-то в импровизированном роддоме в Аддис-Абебе. Возможно, она наклоняется над рожающей женщиной и делает что-то из ряда вон выходящее, что спасает той жизнь. Возможно, потом она поднимает взгляд, утирает пот с бровей, а выражение ее лица меняется – теперь в нем упрямая, гордая мудрость или что-то вроде того. И все это благодаря вам. Жюстин бы никогда не улетела в Аддис-Абебу, если бы ее не затравила общественность и не уволили из «Ай-Эй-Си».