Инквизитор призвал Вивальди вспомнить, в чьем присутствии он находится, и устрашиться наказания, которое он навлек на себя опрометчивым сопротивлением; кара последует безотлагательно, если только он не представит достаточно веских доказательств правдивости недавних своих утверждений.
— Если вы хотите, чтобы я сказал больше, — возразил Вивальди, — требую, по крайней мере, оградить меня от непрошеного насилия со стороны моих охранников. Коль скоро им позволено будет вволю потешаться над несчастным пленником, у меня не вырвут ни единого слова; если мне суждено страдать — пусть это будет по законам трибунала.
Главный инквизитор (он же глава инквизиционного трибунала) обещал Вивальди испрашиваемую им защиту и, в свою очередь, потребовал полного изложения всего, что ему стало известно.
Хотя чувство справедливости и побуждало Вивальди воздержаться от возведения на врага сомнительных наветов, доказать которые он не имел возможности, он рассудил, однако, что ни справедливость, ни здравый смысл не требуют принесения себя в жертву; поэтому без дальнейших колебаний он объявил, что услышанный им голос приказал ему просить трибунал вызвать на суд некоего отца Ансальдо, главного исповедника храма Санта дель Пьянто близ Неаполя, а также отца Скедони, которому предстоит дать ответ на чудовищные обвинения, что будут предъявлены ему отцом Ансальдо. Вивальди многократно и настойчиво повторил, что ему ничего не известно о сущности этих обвинений, а равно и о том, существуют ли для них сколько-нибудь убедительные доказательства.
Эти новости, казалось, вновь повергли членов трибунала в недоумение. Вивальди слышал, как они долгое время усиленно вполголоса совещались, а сам меж тем размышлял о том, что вряд ли его таинственный преследователь мог надеть личину подручного: одним из обстоятельств, опровергавших подобное предположение, было то, что монах долгое время пребывал в Неаполе.
По завершении переговоров члены трибунала возобновили допрос: от Вивальди потребовали рассказать, что он знает об отце Ансальдо. Юноша тотчас ответил, что Ансальдо вовсе ему не знаком, что он вообще не знает никого из обитателей монастыря Санта дель Пьянто — и никто из его окружения никогда не слышал о главном исповеднике с таким именем.
— Как так? — возразил главный инквизитор. — Ты забыл, что о нем знает тот, кто приказал тебе потребовать вызова на суд трибунала отца Ансальдо.
— Простите, я не забыл об этом, — ответил Вивальди. — Прошу вас помнить, что мне это лицо незнакомо. Если бы даже я услышал от него рассказ об Ансальдо, положиться на его достоверность было бы нельзя.
Вивальди вновь постарался довести до сведения трибунала, что он не призывает на суд ни Ансальдо, ни кого-либо другого, но просто повинуется чужому приказанию повторить сказанное ему незнакомцем.
Трибунал, признав справедливость этого довода, заранее снял с Вивальди ответственность за нежелательные для него последствия его показаний. Однако гарантии собственной безопасности для Вивальди было недостаточно: он тревожился, что сделается орудием, которое поможет навлечь подозрения на невинного человека. После того как в зале воцарилась тишина, главный инквизитор вновь обратился к Вивальди:
— Рассказ о твоем осведомителе слишком невероятен и не заслуживал бы доверия, но, поскольку ты лишь с крайней неохотой передал нам содержание вашего разговора, из этого следует, что ты, по крайней мере, не таишь в душе злого умысла. Однако уверен ли ты, что не обманываешься сам и что слышанный тобой голос не был воображаемым… плодом твоей разгоряченной фантазии?
— Совершенно уверен, — твердо ответил Вивальди.
— Когда ты воскликнул, что слышишь голос своего осведомителя, — продолжал главный инквизитор, — вокруг тебя и в самом деле было несколько человек, но слышал его только ты один!
— Где эти люди сейчас?
— Разбежались в страхе перед твоим обвинением.
— Созовите их и велите снять с моих глаз повязку, и я без колебаний укажу вам своего осведомителя — в том случае, если он будет оставаться среди них.
Был отдан приказ собраться вместе всем присутствовавшим ранее в зале, но тут возникли новые трудности. Не сразу вспомнилось, из кого состояла толпа; удалось назвать только некоторых лиц, которые и предстали перед трибуналом. Вивальди взволнованно внимал суматохе и шуму вокруг него; он с нетерпением ждал слов, которые дадут ему возможность вновь обрести зрение, дабы разом избавиться, быть может, от томительной неопределенности. Наконец по велению трибунала с глаз его сняли повязку; теперь он должен был обнаружить обвинителя. Вивальди торопливо оглядел окружающих.
— Освещение чересчур тусклое, — сказал он. — Я не вижу лиц.
Пылающий светильник опустили ниже; всем было приказано выстроиться по обе стороны от Вивальди, после чего он еще раз пристально всмотрелся в каждого.
— Его здесь нет! Никто из присутствующих не похож на монаха из Палуцци. Впрочем, погодите: кто это держится там в тени, позади тех людей, которые