Итальянец по требованию

Кто станет шевелить задом, когда можно еще год-другой пожить с родителями? Зачем тратить тридцать тысяч на грязную съемную квартиру, если мама постирает, уберет, да еще и наварит борща? Да, поворчит, да, понудит… Но можно не торопясь искать себя в этом мире возможностей. Фриланс, Таиланд, курсы живописи… А там, глядишь, и несолидно станет куда-то срываться.

Яна мечтала разорвать порочный круг. И провалилась по всем фронтам. Интересно, была бы она так же беспечна, если бы в тылу не было маминой квартиры? И если бы от работы зависело, сможет ли она завтра поесть и попить?

Расхлябанность. Только и всего. И либо теперь пустить дело на самотек, либо взять себя за шкирку и разрезать, раскромсать всю эту сексуальную историю, как делал Бурджарини со свежей зеленью. Меленько-меленько, чтобы остался только легкий запах воспоминаний. Быть может, когда-нибудь, обосновавшись в Неаполе, сидя вечером на маленьком балкончике, увитом бугенвиллией, и потягивая лимончелло из запотевшего бокала, она отдастся ностальгии и почти ощутит снова жаркие прикосновения Марко… Но к тому времени она уже превратится в достопочтенную матрону, и ее работа не будет зависеть от небольшой слабости характера.

К пяти утра Яна преисполнилась решимостью. Ее осенило: единственный способ переломить ситуацию в свою пользу – пойти с повинной к Самохину. Встать у дверей его кабинета с первыми лучами солнца, разорвать на груди рубаху, – фигурально, конечно, выражаясь, особенно после того, в чем она провинилась, – посыпать голову пеплом и посулить чудеса смирения и безбрачия. И если потом появится Вика с горячей сплетней, то выглядеть будет как жалкая ябеда. А Марко… Ему, возможно, скудные остатки галантности не позволят добить даму. И со временем все войдет в свою колею. Мало ли, в конце концов, в Москве свободных женщин?

Последняя мысль отчего-то обрадовала не слишком сильно, но готовый план успокаивал. Яна любила алгоритмы и стратегии. И ненавидела принимать решения. Теперь, определившись с выбором, она ощутила невероятное облегчение и решила вздремнуть оставшиеся до подъема полчасика.

Разбудил ее, однако, не будильник, а сокрушительные аккорды первого фортепианного концерта Чайковского. Подскочив на постели и стерев со щеки дорожку слюны, Яна села, невидящим взглядом воззрившись в стену. Там, за бетонной перегородкой с нулевыми звукоизоляционными свойствами, Сонечка садировала пианино.

Будильник?! Где будильник? Телефон выключился. Разряжен до состояния кирпича. Для передачи информации он мог бы служить, только если бы Яна нацарапала сообщение на крышке гвоздем и бросила гаджет в адресата. И то надо было бы сначала попасть…

Мышцы после вчерашней тренировки болели, ноги подкашивались, словно при каждом шаге кто-то бил ее сзади под коленку. И все же Яна завернулась в халат и доковыляла до сестры.

– Соня! – позвала она, но через гения Чайковского может докричаться не каждый. – СОФИЯ ТОМИЛИНА!

– А? – сестра недовольно оторвала пальцы от клавиш, и в доме воцарилась оргазмическая тишина. Ну, если не считать ритмичных ударов соседей по батарее. – Мне через час выходить на репетицию, я должна разыграться…

– Сколько времени?

– Сама посмотри, – Соня кивнула в сторону раритетных часов с шишками. Собственно, вся ее комната была сплошным раритетом. Томилина-старшая явно родилась не в свое время, и вкус тянул ее к девятнадцатому веку: кружевные салфеточки на мебели, антикварный торшер, кровать с резными столбиками… Вот кому надо было работать в «Палаццо Д’Оро». И уж ее бы точно не отвлекли приставания Марко Бурджарини.

Яна перевела взгляд на ажурные стрелочки и ахнула. Без четверти девять! Начало рабочего дня через пятнадцать минут! А рынок? Черт, Марко что-то говорил про рынок… Плевать на завтрак, на макияж и даже укладку. Из рук сыпалось все. Сломалась застежка на лифчике, отлетела пуговица брюк. На блузке, откуда ни возьмись, появилось ужасное пятно, словно кто-то нарочно его туда посадил. Пришлось надевать летнее платье собственного пошива. Зеленое. Выглядело как вызов всему ресторану, но оно было самым строгим из всего оставшегося гардероба.

Из квартиры Яна вылетела пробкой от шампанского без пяти девять. До ресторана ей было добираться полчаса при самом оптимистичном раскладе. Такси бы не спасло точно: с утра – и на машине в центр? Самоубийство. Поэтому она понеслась к метро.

Вчерашняя тренировка оказала медвежью услугу: в любой другой день Яна спокойно вынесла бы небольшую пробежку до метро. Сегодня чувствовала себя старой развалюхой, каждое движение причиняло боль и грозило превратить девушку в кучку песка на месте.