Итальянская комедия Возрождения

Мессер Лигдонио. Вот славно, что судьба свела нас вместе! Ибо и я весьма недурно навострился в этом искусстве и также смог бы поведать вам о своих любовных перипетиях, коим несть числа. Еще лелею надежду, что каждый день сулит мне новые отрады: покуда не пробилась седина, любовь питает меня соками жизни.

Панцана. Вернее, покуда не пропало всякое желание выдергивать да подмалевывать седые волоски, что давным-давно уже пробились.

Роберто. Коли вы не прочь, готов потешить вас одной историей.

Мессер Лигдонио. Сделайте милость. В долгу перед вами не останусь и позже расскажу презабавный случай.

Панцана. Ни за какую мзду не согласился бы на такое удовольствие.

Роберто. Прошлым годом случилось мне завернуть в Геную по неотложным делам князя, как раз в то время, когда его святейшество папа Павел отправился в Чивитавеккья^{170} благословить на ратный подвиг императорское войско. Так вот, приударил я тогда за некоей благородной особой и, покуда увивался за ней, всячески старался ей угодить. Уж я и поклоны ей до самой земли отвешивал, и какие только пируэты не выделывал, — словом, вился вокруг нее вьюном. Она в церковь — и я следом, она из церкви — и я за ней; то нагоню, то отстану, так неотступно и следую, вздыхая и теребя шляпу в руке. Что ни гуляние, маскарад или кавалькада — я тут как тут, подле нее. Не было случая, чтобы, выглянув в окно или выйдя за порог, она не приметила бы своего воздыхателя. Не счесть даров, кои отправил ей, ибо в любви моя щедрость не знает границ. Никогда не кичился я победами и доверял свои сокровенные мысли лишь тем, кто никак не мог донести их до нее. Так, против обыкновения, продолжалось более месяца, ибо я привык срывать сладостный плод спустя неделю, много — две. Меж тем за все это время она не выказала ни единого знака благорасположения ко мне. Оскорбленный такой ее нелюбезностью, я воспылал гневом и порешил отплатить ей той же монетою. Как завидела она, чем дело обернулось, сей же час отрядила ко мне служанку, прося моего прощения и всячески заверяя в своей совершенной преданности. Но я до того на нее озлобился, что твердо положил стоять на своем: дескать, пусть хоть озолотит меня, а видеть ее все одно не желаю. Управившись с княжескими делами, вернулся я в Салерно. Вашу руку, сударь. Хотите узнать, чем кончилась вся эта история? Бедняжка так в меня врезалась, что, переодевшись в мужское платье, добралась аж до самого Салерно, проскакав сотни миль. Увидев ее, я уже не мог не сжалиться над ней.

Панцана. О-хо-хо-хо! Кто-нибудь — держите меня!

Мессер Лигдонио. История ваша упоительна.

Роберто. Полагаю, я исполнил перед ней свой долг, не правда ли? Она так изнемогала от любви, что больно было смотреть на ее страдания! Как истинный дворянин, я обязан был ее принять.

Мессер Лигдонио. Расскажу вам свой случай, ежели соблаговолите выслушать.

Роберто. Буду рад.

Мессер Лигдонио. Как вам должно быть ведомо, женская натура такова, что стоит какой-нибудь женщине увериться, будто мужчину не шибко жалуют другие дамы, так и к ней он попадет в полную немилость. И напротив, коль сведают, что мужчина нарасхват, так и норовят его первыми заполучить, ибо завистливы все как на подбор: что одной любо, то и другой подавай.

Роберто. Что верно, то верно.

Мессер Лигдонио. Не так давно нечто подобное вышло и со мной. Некая дама, живущая неподалеку от меня, прознала, что ко мне благоволит немало женщин, и тоже загорелась желанием со мной сойтись. Для затравки она умолила меня через своего человека прислать ей какое-нибудь мое сочиненьице: надо вам заметить, что забавы ради я сочиняю, и весьма недурно. Я согласился и отправил ей свеженькую новеллу, обилующую любовными похождениями. Прочтя ее, моя дама воспылала ко мне такой неуемной страстью, что немедля прислала человека с просьбой прийти к ней, ради всего святого. Не успел я войти, как, забыв о всякой сдержанности, бедняжка кинулась мне на шею с пылкими признаниями в любви.

Панцана. Тяжкий случай!

Мессер Лигдонио. Хотите — верьте, хотите — нет, но я готов поклясться: за тот час, что я провел у нее, уж она так меня тискала и лизала, лобызала и кусала, что после отлеживался я добрых два месяца.

Панцана. Ха-ха-ха!

Роберто. Чего только не бывает.

Мессер Лигдонио. Так оно и было. Причиной же всему — мое сочинительство. Высокий слог в любви всесилен, а женщины в мужчинах ценят первым делом уменье цветисто выговаривать, на что особого ума и не надобно. Клянусь, когда много лет назад я покидал Неаполь, не меньше двух сотен благородных дам заливались горючими слезами.

Панцана. Ха-ха-ха! Ну и враль: брешет почем зря.

Роберто. Завтра, коль не уеду, поделюсь с вами одним случаем, приключившимся со мною в Сиене, хоть он никак и не разрешился, ибо сиенские женщины горазды только словами охмурять, от коих потом ни горячо, ни холодно.