Но уезжаю не я. Уезжает Елена. У нее сезонка в третий класс, и она ездит в такую даль на свою неудобную работу. Поженившись, мы с Еленой съездили в чудесное путешествие. Мы поехали недалеко и ненадолго, но на эти несколько дней мы словно заново появились на свет в другом, новом, блестящем мире. Мы сидели в гостиничных холлах, обедали в вагонах-ресторанах экспрессов, которые никогда не останавливаются. Однако этот мир не был нам чужим, совсем нет. Он как-то сам собой стал нашим, может быть, потому, что мы уже познакомились с ним в мечтах.
— О! — воскликнула пораженная Елена, в первый раз оказавшись в вагоне-ресторане. — А я всегда думала, что тут какие-нибудь особенные стаканы!
— Почему?
— Ведь не бывало так, чтобы они опрокидывались от толчков?
— По-моему, нет, конечно, нет.
— Никогда я не обедала в поезде, — сказала Елена. — Это так интересно! А ты?
Конечно, для меня это тоже было впервые в жизни.
— А еще хорошо, наверно, спать в поезде, — продолжала Елена. — Дорого это?
Да, наверно, очень хорошо спать в поезде, но, действительно, стоило это дорого, мы не могли себе этого позволить.
Однажды внизу, против дубовой аллеи, где по вечерам я с трепетом ожидал заката и поездов, буквально против аллеи остановился один их них, задержанный красным сигналом станционного семафора. И я увидел длинный вагон с непрозрачными окошками и непонятной надписью на боку — «Compagnie Nationale des Wagons-Lits». Никогда еще я не видел такого вагона. Я постарался заучить на память эту желтую надпись, побежал домой и попросил объяснить мне, что она значит. Так я узнал, что есть вагоны, где в каждом купе, как на пароходах, вместо скамеек устроены диваны, и что ездить в таких вагонах могут только богатые люди, потому что только они в силах позволить себе такую страшную роскошь — спать в поезде, словно на своей собственной кровати, и, даже не заметив сотен километров, оставшихся позади, проснуться утром уже на месте.
Хорошо было путешествовать с Еленой, ночевать в гостиницах, любоваться, как чемоданы разукрашиваются разноцветными наклейками, обедать в вагонах-ресторанах экспрессов, которые никогда не останавливаются. Но так было очень недолго, во время медового месяца. Полумесяца. Четвертушки месяца. Было хорошо путешествовать, потому что в это время можно было вообразить себя такими же богатыми людьми, как те, что заполняли лучшие номера гостиниц и купе первого класса. С любопытством наблюдая этих людей, мы старались постичь секрет существования, отличного от нашего. Я вспомнил, какое любопытство вызывали у меня в детстве необыкновенные люди, путешествовавшие в закатных поездах, и мне казалось, что я узнаю их в тех, что с загадочной важностью заполняли в нашем поезде вагоны с красными бархатными сиденьями. Однако сегодня, как и прежде, их секрет оставался для меня непостижимым, хотя я и понимал, что он заключается в их богатстве. Но именно оно, их богатство, и было самым непонятным, и мне никак не удавалось схватить то подспудное и коренное, что объясняло бы его сокровенный смысл.
— Можно подумать, что им скучно, — говорила Елена. — Но разве им может быть скучно? Вот мы бы не скучали…
Потому-то эти особенные пассажиры закатных поездов по-прежнему сохраняли свою таинственность. Мы бы не скучали.
— Хватило бы жизни, чтобы увидеть весь мир? — спрашивала Елена. — Все города, все красивые виды, все пляжи, все реки? Было бы чудесно, разве нет? И было бы, как будто у нас все время медовый месяц. И мы бы не скучали!
Такая наивность Елены объясняется просто — ее переполняли желания. Я тоже был уверен, что нам никогда бы не стало скучно. А может, мы убедились бы в этом, только попробовав все. Но тогда у нас бы не было больше желаний, мы были бы сыты всем. Скучать от пресыщения всегда менее мучительно, чем желать неисполнимого.
Я каждое утро встаю в пять.
Мы живем в старом доме на грязной и темной окраинной улице, и в этот час, когда зимой на дворе еще глубокая ночь, Елена не может добираться до вокзала одна. Я отвожу ее на велосипеде. На нашей улице, должно быть, есть еще несколько человек, которые уезжают в то же время, но нам никогда не приходилось их видеть или узнать, кто они. Только изредка мы замечаем в темноте другой велосипедный фонарь, виляющий между лужами. Иногда он обгоняет нас, потому что с Еленой на раме я еду медленно, но мы все равно не видим, кто это, да, по правде говоря, это и не важно.