Итальянская новелла ХХ века

— Нет, нет, — сказал синьор Барнабо, который не знал, сколько может стоить оршад. — Две бутылочки оранжада, такие же, как вы приносили нам, не больше. Две.

— Прекрасно, коммендаторе, сию минуту принесу. Угодно что-нибудь еще, коммендаторе? — повторил хозяин, продолжая кланяться, в то время как ребята, которые вертелись поблизости, в надежде получить свою долю лакомства, подошли к столику, а приехавшие на мотороллерах парни и девушки то и дело поглядывали в их сторону, пораженные необыкновенной почтительностью, с которой хозяин увивался вокруг синьора Барнабо, и готовые предположить, что в лице последнего они встретились с какой-то весьма важной персоной, может быть, даже с префектом, которого они не знали в лицо.

А синьор Барнабо, довольный и исполненный сознания собственной значительности, чувствовал себя вполне в своей тарелке. Он мирно беседовал с женой, объясняя ей, какое благодеяние окажет хозяину павильона, и даже к ней невольно обращаясь в несколько покровительственном тоне. Попутно он объяснил ей, что государственная собственность в силу самой свой природы не может быть отчуждена в пользу частного лица, а может лишь передаваться в аренду на определенный срок. Взять, например, пляжи. Пляжи — государственная собственность. Никто не может, скажем, купить кусок пляжа. Крепость, как национальный памятник, также является собственностью государства. Поэтому, для того чтобы открыть здесь собственное дело, хозяин должен был выхлопотать лицензию и обязан вносить арендную плату. Дела такого рода имеют огромную важность и весьма щекотливы, поскольку непосредственно задевают интересы государства. Но именно его учреждение, больше того, главным образом сам синьор Барнабо, как раз такими делами и занимается. Даже ребята, смаковавшие свой оранжад, с интересом прислушивались к этим объяснениям, и хотя на них не производил впечатления тот факт, что хозяин павильона величает их отца «коммендаторе», они, естественно, были счастливы, что у них такой папа.

Когда они приехали сюда, солнце было почти в зените, теперь же оно всего на ладонь не доходило до линии горизонта, и вся долина, раскинувшаяся у подножья холма, была наполнена теплым, ярким и прозрачным светом. Синьор Барнабо встал со стула и подошел к краю площадки, на которой были расставлены столики, чтобы полюбоваться на это зрелище. Сейчас он чувствовал себя чуть ли не хозяином всей этой красоты.

— Какой вид, а, коммендаторе! — подходя к нему, воскликнул хозяин павильона. — Ну скажите по совести, разве есть здесь место красивее этого? Какой закат, какой свет!

— Сказочно, — отозвался синьор Барнабо, не отрывая взгляда от необъятной панорамы. — Я бы совсем не прочь построить здесь виллу.

Однако хозяин павильона продолжал свое.

— В наше время природу не ценят, — говорил он. — Вы видите, коммендаторе? Вот вам — все мои сегодняшние посетители, — и он кивнул в сторону молодежи, приехавшей на мотороллерах, — Ну как тут быть? А ведь налоги-то все равно платить надо. Если бы хоть арендную плату малость скостили…

Таким образом они еще поговорили о деле хозяина, прохаживаясь взад и вперед перед павильоном. Синьор Барнабо ходил, заложив руки за спину, важно кивая головой, хозяин, каждый раз, когда синьор Барнабо поворачивался кругом и направлялся в противоположную сторону, описывал вокруг него дугу и неизменно оказывался слева от него. Время от времени синьор Барнабо останавливался, чтобы еще раз полюбоваться закатом. В этом случае разговор прерывался и наступала пауза, полная созерцательности. Наконец, в последний раз заверив хозяина в своей готовности заняться его делом, синьор Барнабо пожелал заплатить за оранжад и крикнул жене и детям, что пора двигаться в обратный путь. Быстро спускался вечер, снизу, из глубины долины, потянуло свежим ветерком. Синьора Чечилия застегнула ребятам пальтишки (как-никак два часа подряд бегали и скакали) и плотнее запахнула на шее свой черный меховой воротничок.

Синьор Барнабо был доволен собой, природой, всем. Он провел поистине прекрасное воскресенье, а последнее «коммендаторе», которым напутствовал его хозяин, оказалось последней каплей меда в чаше его полнейшего довольства. Предложив руку жене и приказав ребятам идти впереди, но не бежать, он двинулся вниз по тропинке, ведущей на улицу, где была остановка трамвая. Крепость с громадами своих бастионов казалась теперь приземистой тенью на фоне фиолетового неба, а далеко внизу город уже был полон огней. Там были дома, учреждения — словом, все, что принадлежало остальным дням недели, тем дням, когда солнце садилось за унылые гребешки крыш, а воскресные коммендаторе носили на запястьях следы резинок от черных нарукавников.