Итальянская новелла ХХ века

Бухгалтеру Монтесоли нередко приходилось выслушивать упреки по этому поводу, причем жена и теща всегда выступали заодно. Он постоянно находился под перекрестным огнем, и ему без конца говорили малоприятные вещи. Едва прикрытая спесь синьор Гори, драгоценности и шубки, зад синьоры Нини, не помещавшийся в машине, заброшенная могилка ее бедного мужа, на которую никто и цветов не положит и не уронит слезы, а главное, сны самого Монтесоли, становившиеся все красочнее и превращавшиеся в подлинные шедевры… все это привело к тому, что однажды наступила такая минута, когда бухгалтер утратил ясность мысли и уже не мог понять, ночь ли теперь или день: у него было такое чувство, будто он видит сон наяву. Спал он или бодрствовал? Впрямь ли это он утаил некие документы и подправил кое-какие цифры? Однако он сделал это настолько умело, что, подправляя цифры, ощутил глубокое удовлетворение, совсем такое, какое испытывал во сне, и вместе с тем безграничную уверенность в себе. Бухгалтер Монтесоли не ограничился единичным опытом, который позволил бы ему упорядочить положение и провести четкую грань между днем и ночью; новая жизнь, которую он теперь вел, жизнь, полная трудностей, позволяла ему особенно блистательно проявлять свои способности специалиста. Он всегда знал, а теперь убедился на фактах: в сущности, он был специалистом, и только.

* * *

Эсмеральдина получила новую шубку, на этот раз роскошную. Обновила свои драгоценности и даже приобрела другие. Бухгалтер Монтесоли заменил свою малолитражку большой машиной, и когда синьора Нини триумфально опустила свой огромный зад на сиденье и вольно раскинулась, он вздохнул с облегчением. Мать и дочь обменялись довольной и многозначительной улыбкой. И если прежде они обе с раздражением и зло осуждали Монтесоли, то теперь обе единодушно, безоговорочно и твердо одобряли его, одобряли с такой безмятежностью, словно им доподлинно был известен источник его обогащения и они ничего против этого не имели.

Братья Гори не удивились переменам в жизни своего управляющего, чья честность давно уже никем не подвергалась сомнению. Почему, собственно, их управляющий не мог приобрести достаточно просторную машину, способную вместить его семейство в полном составе и так, чтобы всем было удобно? Он имел также право хорошо одевать свою жену. Синьоры Гори не замедлили заметить и отметить это. Эсмеральдина чуть не каждый день отправлялась теперь в дамскую парикмахерскую, аккуратно красила волосы. Ее дорогая шубка и новые драгоценности не укрылись от взглядов и других женщин, — Эсмеральдина же, со своей стороны, не только не прятала их, но, напротив, всячески ими щеголяла. Но все это не вызвало и тени подозрения также и у синьор Гори: и в их глазах пресловутая честность почтенного бухгалтера осталась непоколебленной.

Предприятие, которое уже много лет подряд процветало, напоминая судно, подгоняемое попутным ветром и несущееся вперед, распустив паруса, теперь, когда ветер слегка ослабел, все еще продолжало напоминать корабль, идущий вперед, но чьи паруса уже немного обвисли. Дела еще шли хорошо, однако погода уже была не столь лучезарная. Подъем, который неизменно происходил все эти годы, замедлился, перестал быть стремительным, но все еще оставался завидным.

Теперь бухгалтер Монтесоли стал многословным, у него появились убеждающие интонации, и он охотно останавливался на частностях, он усвоил какую-то адвокатскую манеру и сохранял ее в разговорах с поставщиками и покупателями, с подчиненными и рабочими фабрики. И это поведение теперь рассматривали как свидетельство его искренней благожелательности и снисходительности к другим, связывали с тем, что он стал более зрелым; эти новые качества Монтесоли увеличивали уважение к нему и служили источником многочисленных похвал; такая победа над собственным характером, суровым и жестким, вызывала всеобщее одобрение, и окружающие еще больше восторгались им. Новые достоинства вместе с широко известными ранее достоинствами превращали его в человека, который быстрыми шагами шел к совершенству и становился примером для подражания.

Так бывало днем.