Отец сидел у входа в «Маленькую Италию» и дулся в карты с Эрнесто, но у нее в душе еще остался осадок от последней размолвки, и она не остановилась, чтобы поболтать с ними. Она прошла весь путь пешком до церковного садика и присела ненадолго на лавочку рядом с парой конторских служащих, наслаждавшихся поздним завтраком из закусочной за углом. Пьета вспомнила времена, когда там хозяйничали итальянцы, чуть ли не каждый день угощавшие ее бутербродами из итальянской чиабатты[17]
с мягким сыром дольчелатте[18]. Теперь их давно уже нет, цены в закусочной выросли вдвое, а порции ровно настолько же уменьшились.Раньше здесь было множество старых кофеен и закопченных крошечных закусочных, где на обед вам подавали порядочную порцию спагетти с телячьим эскалопом. Однако, по мере того как их владельцы-итальянцы старели и уставали от городской жизни, они постепенно закрывались одна за другой. Кое-кто из хозяев вернулся домой, в Италию, другие переехали за город. Оставались лишь немногие, цеплявшиеся за старую жизнь на старом месте. По воскресеньям можно было видеть, как они стекаются на мессу к церкви Святого Петра: высохшие старухи в черных одеяниях и в золоте; старики с темными усталыми глазами и благородными лицами. Пьета знала их всех по именам, а они знали ее. Иногда у нее возникало ощущение, будто она живет в большой деревне, каким-то непостижимым образом оказавшейся в центре города.
Каждая итальянская семья в округе знала о давней вражде между Беппи Мартинелли и Джанфранко Де Маттео — о ней нельзя было не знать. Если один заходил в кофейню, другой тотчас из нее выходил. Если один шел в церковь на утреннюю мессу, другой отправлялся туда днем. Они даже переходили на противоположную сторону улицы, чтобы избежать встречи друг с другом. Их взаимная ненависть была так сильна и бескомпромиссна, что ни один никогда не произносил имя другого вслух.
Пьета выросла, не подвергая сомнению этот факт. В школе они постоянно боролись и враждовали. Они, бывало, тоже объединялись друг против друга и объявляли кому-нибудь бойкот. Только став старше, она поняла, что в нормальной ситуации взрослые так себя не ведут. Но она не могла подвергать сомнению поведение своего отца или предложить ему «простить и забыть». Священник уже один раз попытался, но отец так разъярился, что полгода не ходил на мессу. Итак, время летело, вражда продолжалась, а теперь дело идет к тому, что им с Адолоратой придется принимать эстафету. Все это казалось ей бессмыслицей.
Пьета встала, распугав стаю голубей, клевавших раскрошенную кем-то булочку. Она пойдет домой, сварит себе кофе и составит план на две недели свободы.
Адолората сидела на заднем крыльце с сигаретой: не иначе стащила ее из комнаты Пьеты.
— Черт, ты что здесь делаешь? — спросила она. — Ты меня до смерти напугала.
— Где мама?
— Наверху, прилегла вздремнуть. У нее голова разболелась.
Адолората затянулась сигаретой и передала ее Пьете.
— Я сегодня работаю в две смены, так что забежала домой, чтобы быстро принять душ. На кухне жара как в аду.
— Представляю.
Пьета присела на ступеньку рядом с сестрой.
— Но ты не ответила на мой вопрос. Что ты делаешь дома так рано?
— Взяла пару недель отпуска, чтобы поработать над твоим платьем.
Адолората встревожилась.
— Слушай, я не хочу, чтобы ты бралась за мое платье, если это так хлопотно. Серьезно, я могла бы просто купить в магазине что-нибудь готовое.
— Нет, я сама хочу им заняться. Не так уж это и хлопотно. Да и мама жутко волнуется.
— Да уж, вижу. — Адолората забрала у сестры сигарету и стряхнула на землю пепел. — Похоже, все вокруг волнуются куда больше, чем я. Я все время повторяю Идену, что еще не поздно сбежать и пожениться тайком, а он говорит, что не сможет потом показаться на глаза моему отцу, даже если я сама на это готова.
Пьета улыбнулась:
— Его можно понять.
— Я уж начала думать, а не повременить ли нам со всем этим делом? У меня такое ощущение, что мы слишком торопимся.
— Как странно, что ты это говоришь.
— Почему странно?
— Потому что именно так поступил Микеле Де Маттео.
— Нет, правда?
— Да, но это еще не самое странное. Когда я разговаривала с его невестой, она уверяла меня, что они были вынуждены все отложить из-за путаницы в записях в храме Святого Петра, но он говорил мне совсем другое.
— Эти ребята у Святого Петра такие пунктуальные. Не могу себе представить, чтобы они записали две пары на один день, — сказала Адолората. — Я подозреваю, Микеле просто струсил и у него не хватило духу сказать ей об этом прямо.
— Именно так я и подумала.
— Значит, Микеле снова свободен?
— Ты это о чем?
Адолората лукаво покосилась в ее сторону.
Пьета рассмеялась:
— Ты что, с ума сошла? Мне уже и так влетело по первое число только за то, что я зашла к Де Маттео выпить кофе, так что не вздумай даже пытаться, ничего у нас с Микеле не получится.
Адолората задумалась.
— Но ведь враждуем не мы.
— Папа так не считает.
Адолората щелчком отбросила сигарету.