Итальянская свадьба

Она тоже немного поплакала, гладя меня по голове.

— Знаешь, может, у нас еще ничего не получится и я смиренно приползу назад, умоляя Анастасио взять меня обратно.

— Но если у вас все получится, ты ведь останешься в Нью-Йорке?

Она присела на стул рядом со мной.

— Если честно, так далеко я еще не планировала. Ты сама видела, я работала как проклятая, откладывая деньги на билет… Все, о чем я могла думать, — это когда я снова увижусь с Луисом.

— Это я могу понять.

— А как же ты? — спросила она. — Ты-то что будешь делать? Вернешься в Лондон или поедешь в Баттипалью, чтобы повидаться с Маргарет?

— Нет, я останусь в Риме и дождусь Беппи. Он обещал, что вернется.

— Но с тобой, когда ты останешься здесь совершенно одна, ничего не случится?

Я состроила выразительную гримасу:

— Совершенно одна я здесь не останусь. У меня ведь есть Джанфранко, чтобы присматривать за мной, верно?

Мы рассмеялись и снова крепко обнялись. Одри налила нам по бокалу кампари с лимонадом, и мы выпили за ее счастливое будущее в Америке.

— Долго еще ты планируешь здесь пробыть? — спросила я.

— Две недели. Я уже забронировала билет и предупредила Анастасио. Но я такая трусиха, что до последней минуты не решалась тебе открыться. Я знала, что это будет просто ужасно.

Я не представляла, как буду жить в Риме одна, без Одри. Покончив с коктейлем, я выбежала из бара и бросилась к синьоре Люси, где могла зарыться головой в подушку и как следует выплакаться.

Последние две недели Одри в Риме промелькнули как один миг. Накануне ее отъезда мы отправились на пляж, но нам было слишком грустно, чтобы мило беседовать.

— Знаешь, на самом деле мне очень страшно, Кэтрин, — призналась она, сидя рядом со мной на песке. — Что, если я снова увижу его, а он мне разонравится?

Про себя я задавалась тем же вопросом, но я не ожидала, что Одри тоже это волнует. Она была так не похожа на себя в эти дни — менее самоуверенная и намного более уязвимая. И я уже давно не видела, как она встряхивает головой, чтобы все обратили внимание на ее прелестные светлые волосы.

— Если у вас ничего не получится, ты всегда можешь вернуться обратно, — заверила я.

Она задумчиво посмотрела на море.

— Сомневаюсь, вернусь ли я вообще когда-нибудь обратно, — вслух размышляла она, а потом нахмурилась. — Что случится с нами — с тобой, со мной и Маргарет? Как ты думаешь, мы еще когда-нибудь увидимся?

Будущее волновало меня с того самого дня, как я познакомилась с Беппи. Я не представляла себе жизни без него, но в то же время даже вообразить не могла, как мы будем жить вместе. Ведь жили мы слишком по-разному в мирах, слишком далеких друг от друга.

— Понятия не имею, — призналась я наконец. — Я совсем как ты. Все, о чем я могу думать, — это когда снова увижусь с Беппи. И не могу заглядывать дальше этого.

А потом вернулся Джанфранко с холодной кока-колой, и мы пили ее, лежа на солнышке, прислушиваясь к веселому гомону других отдыхающих и стараясь не думать о том, что ждет нас впереди.

Пьета заметила, что мать, погрузившись в воспоминания, снова отложила иголку и забросила шитье. Временами Пьете казалось, будто мать вообще забыла о том, что ее кто-то слушает. Она почти все время смотрела в окно, но не на небо или на причудливые тени от бамбуковых шестов у них в саду. Видела она лишь свое прошлое.

И вот теперь, расшивая нежную поверхность тафты крошечными бисеринками, Пьета размышляла о любви и о том, как непросто ее найти. Мать встретила свою любовь в Риме, у фонтана, ее подруга Одри — в машине, путешествуя по Швейцарии. Очень долго Пьета думала, что и у нее тоже так будет. Когда-нибудь в совершенно неожиданном месте она повстречает человека, за которого ей захочется выйти замуж. Но пока тех, с кем она знакомилась в барах и клубах, интересовали отношения только на одну ночь, а если очень повезет, на месяц или два. Потом они начинали что-то невнятно бормотать о свободе, а вскоре и вовсе переставали звонить.

Адолората всегда утверждала, что это происходит оттого, что она слишком настойчива, но Пьета так не думала. По мере приближения к тридцати годам она все больше убеждалась в том, что в мире просто не существовало подходящего для нее мужчины. Видимо, судьба уготовила ей одиночество. Так что она полностью посвятила себя созданию свадебных платьев для других девушек, выслушивая их любовные истории и матримониальные планы и пытаясь гнать от себя тяжелые мысли. Но теперь, слушая исповедь матери, Пьета задавалась вопросом: а не слишком ли рано она поставила на себе крест?

13