Итальянская записная книжка

«Волга» двинулась, сворачивая налево, и Артур осторожно двинулся вслед за ней.

Теперь можно было ехать прямо, никуда не сворачивая.

Слева нежились под солнцем похорошевшие, отремонтированные здания Садового кольца, справа всё оставалось в утренней тени. Вон там, в тени таился и старый многоэтажный дом — сборище коммуналок, общих кухонь со множеством крытых клеёнками столиков, с обитыми драным дерматином входными дверями, обрамлёнными почтовыми ящиками и кнопками звонков. Теперь почти наверняка все жильцы расселены по отдельным квартиркам куда‑нибудь на окраины, дом изнутри перепланирован на апартаменты для тех же богатеев… Когда‑то полтора года подряд приходил он сюда каждую пятницу к семи часам вечера. Поднимался на шестой этаж ободранным лифтом, нажимал кнопку звонка. Иногда одновременно с ним приходили две Тани — Таня большая и Таня маленькая, Лидочка, Клара Ивановна, Феликс.

Бесшумно отворяла дверь Наталья Давыдовна, всегда прикладывала палец к губам. Нужно было быстро, не разговаривая, прошмыгнуть длинным коридором мимо сундуков и висящих на стене велосипедов в предпоследнюю комнату направо, где посреди накрытого скатертью стола горели в шандале три свечи, лежала Библия и большой медный крест. Всегда за столом уже сидела с раскрытым молитвенником старенькая Ольга Васильевна. Дверь запиралась на крючок. Наталья Давыдовна отключала телефон. Все рассаживались. И начиналось «молитвенное общение».

Даже сейчас, через столько лет, вспомнился Артуру запах горящих свечей, вкус жидкого чая, пряников — бедной трапезы, «агапы» — после молитвы. Вспомнился невысказываемый и оттого внятный страх каждого, боязнь, что однажды в дверь постучат домоуправ с милиционером. Что нагрянет КГБ.

Наталья Давыдовна давно живёт где‑то в США. Ольга Васильевна умерла от рака. Остальные потерялись из виду. Лишь вечно маленькая Танечка звонила иногда, поздравляла то с Рождеством Христовым, то с Пасхой.

Ничего не получилось из этих «малых общин», которые по образцу общин первохристианских пытался создать отец Александр.

Артур въехал на эстакаду над Самотекой. Фосфоресцирующая вспышка вновь ослепила его. Он притормозил. Отнял левую руку от руля, на миг прикрыл глаза ладонью. Она была мокрая от пота.

Водитель с подбритыми азербайджанскими усиками проехал мимо на «тойоте», злобно погрозил кулаком.

…Артур покатил дальше, постепенно перестраиваясь от осевой ближе к правой стороне Садового кольца. Там уже смутно виднелось красное здание станции метро «Лермонтовская».

Ехать здесь, вдоль тротуаров, было ещё опасней, чем в скоростных рядах, где он явно мешал всем. Неуклюжие троллейбусы и автобусы, грузовики с прицепами, выскакивающие на проезжую часть ловцы таксомоторов — он вынужден был проявлять цирковую ловкость, чтоб никого не убить, ни во что не врезаться. А ведь ещё предстоял неминуемый путь назад, когда транспорта будет неизмеримо больше.

«Ничего! Осталось проехать только два или три светофора, — подбодрил он себя. — Если б не отдавать эти триста долларов, мог бы вообще не ехать. Всё равно никакого толка. Безнадёга.»

Приглядываясь до рези в глазах к эволюциям движущегося впереди трейлера, гружённого обвитыми цепью брёвнами, Артур проехал один светофор и, подъезжая ко второму, вдруг обратил внимание на то, что машин вокруг него нет, а трейлер, прибавив скорость, ушёл далеко вперёд.

Артур понял, что не успел, проехал на красный свет, и затормозил. Уже на переходе.

Людей, ринувшихся пересекать Садовое кольцо, было немного, четыре или пять человек. Каждый из них с неприязнью огибал замерший «запорожец». А толстая тётка в белом картузе, тащившая детскую коляску, доверху загруженную упаковками стирального порошка, не преминула грохнуть свободной рукой по капоту, прокричать — «Сволочь, куда выпер?!»

Артур дождался пока слева и справа помчатся машины, двинулся тоже. Через минуту свернул к самому тротуару и наконец остановился близ полураскрытых чугунных ворот в том месте, где останавливался весь этот месяц каждое утро.

Он сидел, уронив голову в скрещённые на руле руки. Слышал — шумит, рокочет слева Садовое кольцо. Словно механическое море с приливами и отливами. Суета цветовых бликов в глазах унималась.

Было всего без пяти семь.

Лишь тридцать минут заняла эта поездка, и теперь целых два часа до девяти — предстояло, как и в прошлые дни, ждать. Сужающиеся возможности жизни подвели его к единственно верной тактике: выезжать рано. Путь хотя бы в одну сторону становился менее рискованным. А то, что обратно, в самые часы пик, ему до сих пор удавалось живым и невредимым возвращаться — казалось мистикой, чудом Божьим. Каждый раз, вернувшись домой, он валился на тахту, лежал плашмя, не в силах ни скинуть обувь, ни подойти к зеркалу, чтоб разглядеть очередные синяки от уколов под нижними веками.

«Господи, пожалей меня, грешного, сохрани и помилуй!» воззвал в своём сердце Артур.

…У машины невесту откуда возникли белобородый старик в синем халате и тюбетейке и босоногий мальчик, лет семи. На шее у мальчика висела картонка, где крупными буквами было написано: