Итальянская записная книжка

Внимание Артура было устремлено на падре Тринидада и на падре Марио. Он понимал, что судьба предоставила уникальную встречу.

Ему показалось смешным и наивным восторженное изумление падре Тринидада, когда тот узнал, что перед ним находятся два человека из России, где он никогда и рядом не был.

В отличие от сравнительно молодого, всё время улыбающегося падре Марио, падре Тринидад имел самые смутные, несколько устаревшие понятия о современной России. Он робко расспрашивал о Горбачеве, перестройке, о Пьяцца Росса — Красной площади…

Артур вырвал листок из записной книжки, написал крупными латинскими буквами свой адрес и телефон, подал священнику, приглашая приехать, увидеть все собственными глазами.

Падре Тринидад бережно сложил листок, спрятал в бумажник и с сомнением покачал головой — в ближайшие годы ни времени, ни денег на такое путешествие не предвидится. На острове очень много работы.

Оказалось, он и ещё два миссионера живут действительно в крытой пальмовым листом бамбуковой хижине на берегу Индийского океана. Местные жители выходят на рыбную ловлю в пирогах, правда, с американскими или японскими лодочными моторами.

Ветерок развевал белоснежные шторы по сторонам распахнутого окна, шевелил листами нот на пюпитре рояля. Казалось, свежее дыхание океана врывалось сюда, в эту римскую комнату.

Падре Тринидад рассказал, что спит в гамаке, что на остров часто налетают тайфуны, а когда стихают ветра, спасенья нет от жары и «москитос».

— А зачем вам все это нужно? — спросил Артур. — Жили бы на своей родине, в Мадриде.

Падре Тринидад в замешательстве потребил короткую седую бородку.

— Это мой личный выбор. Поехал туда, куда позвал Христос.

— Машенька, пожалуйста, переводите сейчас возможно более точно, — попросил Артур свою спутницу, которая и так, вынужденная постоянно переводить, не могла толком пообедать.

— Раньше я не думал быть священником, — старательно объяснял падре Тринидад. — Учился в консерватории по классу скрипки, участвовал в конкурсах, делал успехи. Приходилось всё время стараться быть первым… Однажды друг, молодой художник, привёл меня в христианскую общину. Бог действовал через этого художника, открывшего мне путь к подлинному христианству.

Там, в общине, я постепенно понял, что несвободен, живу в состоянии постоянного стресса, стремлении быть лучше других. Когда Бог освободил меня от всего этого, в душу пришёл мир. Постепенно созрело решение полностью посвятить жизнь служению Христу, стать священником. Приехал в Рим учиться в семинарии. Мне было уже под сорок. Попал на один курс с Марио, там мы познакомились. Там было много молодых людей из разных стран — итальянцы, поляки, даже японец. Вы спрашиваете, зачем я поехал туда, на далёкий филиппинский остров? Чтобы поделиться опытом освобождения от рабства, на которое обрекает мир человека. Хотя мне трудно, я там счастлив. Иногда в свободное время, когда остаюсь один, играю на скрипке.

— Я был у него в гостях, — сказал падре Марио, — не думайте, что там идиллия. Густонаселённый остров, теперь — туристическая Мекка. Приезжают люди из Европы со своими долларами, растлевают местное население. Появились, как в Таиланде, во всём мире, детская проституция… Общины живут не в безвоздушном пространстве.

Падре Тринидад взглянул на часы и поднялся.

— Извините. Должен сделать ещё несколько визитов.

— Христианству два тысячелетия, а зла не становится меньше, — сказал Артур, когда все они вышли в переднюю проводить священника.

Падре Тринидад дважды расцеловался с каждым, внятно произнёс:

— Бог — повар, который готовит на медленном огне.

Вскоре ушли и Артур с Машей. Артур сожалел, что не успел ни задать, ни даже сформулировать все свои вопросы, особенно касающиеся общинной жизни. И ещё он жалел, что не находится с этим человеком в одном городе, хотя бы в одной стране.

— Больше никогда его не увидим, — сказал он Маше, когда они ехали в метро. — Куда мы едем?

— Ещё нет четырёх. Я хотела бы хоть на десять минут зайти в синагогу.

— Прикоснуться к истокам?

— Да. К тому, что лежит в самой основе и православия, и католичества, вообще всего.

Пока они ехали после метро на автобусе, искали синагогу, Маша все говорила о Завете, заключённом Богом с древним израильским народом, о традиции постоянного изучения Торы — Пятикнижия Моисея.

Снисходительно улыбаясь, Атрур слушал её, представлял себе заросших пейсами старых жилистых евреев, всю жизнь изучающих в синагогах эту самую Тору. Сам он плохо знал Ветхий Завет и всерьёз считал, что с него достаточно Евангелия, достаточно помнить Христа, подражать Ему, принёсшему миру не учение, а Самого Себя.

…На пустынной улице, тянущейся вдоль заросшей вековыми платанами набережной Тибра, за сквозной оградой открылось величественное здание синагоги.

Ворота были заперты. Маша подбежала к висящей на них табличке и перевела Артуру, что там написано:

«Ввиду известных печальных событий, вход в синагогу для посетителей закрыт, кроме часов богослужебных. Приносим вам свои извинения.»