Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

В философии: самые передовые теории (прагматизм) ведут к растущему сокращению чистой мысли (произведения мозгового искусства, лирики концепций), чтобы привести нас в действие, в жизнь, то есть в саму не преображённую реальность. Философия по самой своей сознательной диалектической природе опередила другие искусства на этом пути отказа и самоубийства.

Это – факты. Ошибусь ли я, объясняя их?

3

Совершенно ясно, что эти независимые тенденции имеют общий характер.

Речь идёт о замене лирической или рациональной трансформации вещей самими вещами.

Пока мы в самом начале. Замены частичны там, где ещё есть участие личности в отборе сырых вещей, смешанных с обработанными. Но если бы этот метод пустил корни и привёл к дальнейшим, самым строгим последствиям, он пришёл бы к тому, что лучший натюрморт – это меблированная комната, лучший концерт – это совокупность шумов многолюдного города, лучшая поэзия – это спектакль сражения с его звучной кинематографией, а самая глубокая философия – крестьянина, который пашет, или кузнеца, который, ни о чём не думая, колотит молотом.

Абсурдные, но связанные перспективы, без скачков, с уже существующими предпосылками и пробами.

Человеческий дух, вышедший из простой и недеформи-рованной материи, чтобы преодолеть её, постепенно удалился, создав иную материю, свою собственную и целиком духовную, называемую искусством, хотя и произошедшую от первой, как лепестки цветов в своей растительной лиричности происходят из полевой грязи. В силу нашего удаления в поисках всё большей новизны его автономные возможности кажутся исчерпанными. Море изобретения кажется полностью обследованным, и кажется, пора пристать к берегу, от которого некогда отправлялись в путь. Мы обнаруживаем себя лицом к лицу с первичной материей. Круг замыкается. Искусство превращается в реальность; мысль снова предаётся действию.

4

Я ничего не имею против этих попыток. Я не консерватор. Я не трус. Мне нравится новое; меня увлекает смелость; меня воодушевляет странность; безумие приводит меня в действие. Эти попытки сделаны моими друзьями, людьми, которыми я восхищаюсь и которым завидую. Их усилия чрезвычайно интересуют меня. Никогда никому из них я не предъявлю идиотских возражений пассеизма. Я тоже за движение вперёд и за открытия.

Однако нелишне будет теперь рассмотреть этот феномен «натурализации искусства». Самая справедливая и необходимая любовь к новизне не должна ослеплять нас. Действительно ли у нас пересохли все источники личного творчества, чтобы идти навстречу отречению от подлинно наших, художественных средств?

Есть вероятность из-за любви к искусству, нашей единственной любви, выпасть из него и вернуться к крайнему стыду правдоподобия – к подлинной, из первых рук истине. Есть вероятность из жажды нового любой ценой дойти до самой старой вещи – до натуры в её естественном состоянии.

Я в это не верю. Надеюсь, так не произойдёт. Но моя задача, как антифилософа-превизиониста (футуриста) и друга ясных идей, – показать уже сегодня унизительную цель некоторых передовых параллелей.

Как видите, дорогие друзья, мой нарушающий порядок логический дух не даёт мне покоя. Но как знать, не написал ли я всё это именно чтобы засунуть вам блоху в ухо¹ и заставить вас петь. И если вы благополучно отделаетесь, я буду слушать вас и буду лишний раз счастлив.

Дж. Папини

<15 февраля 1914>

48. Вес, меры и цены художественного гения Футуристский манифест

Критики никогда не существовало и не существует. Пассеистская псевдокритика, которая до вчерашнего дня вызывала у нас отвращение, была не чем иным, как одиноким пороком бессильных, желчной отдушиной неудавшихся художников, бесполезной болтовнёй, спесивым догматизмом во имя несуществующих авторитетов. Мы, футуристы, всегда отрицали в этой земноводной, утробной и слабоумной деятельности всякое право суждения. Первая критика рождается сегодня в Италии благодаря Футуризму. Но поскольку слова «критик» и «критика» уже опозорены непристойным использованием, мы, футуристы, их окончательно упраздняем, чтобы вместо них принять термины измерение и измеритель.

1-е наблюдение: Всякая человеческая деятельность есть проекция нервной энергии. Эта энергия, которая одновременно и состав, и действие, претерпевает различные трансформации и принимает различный вид в соответствии с выбранным для её проявления материалом. Человеческий организм приобретает настолько большое значение, насколько большим количеством энергии он обладает, насколько сильна его способность изменять среду, в которой он действует.