Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

Триккаббаллакке (красный шум) – это своеобразная деревянная лира, у которой вместо струн тонкие деревянные рейки, заканчивающиеся квадратными молотками, тоже деревянными. На ней играют как на тарелках, открывая и закрывая поднятые вверх руки, которые держат две стойки. Это – сатира на греко-романские жреческие шествия и пустую болтовню украшений пассеистской архитектуры.

Затем я динамично декламировал:

Пьедигротта, великолепные и стремительные слова на свободе, созданные самым весёлым и оригинальным гением Франческо Канджулло, великим словосвободным футуристом, первым писателем Неаполя и первым юмористом Италии. Сам автор, который чередовал со мной чтение своих слов на свободе, время от времени танцевал под аккомпанемент рояля. Зал был освещён красными лампочками, которые удваивали динамизм написанной Баллой декорации. Публика приветствовала неистовыми аплодисментами появление шествия вышеназванной труппы гномов в фантастических шляпах из веленевой бумаги, которые обходили меня кругом, пока я декламировал.

На голове художника Баллы был изумительный пёстрый корабль. В углу выделялся натюрморт цвета зелёной желчи из трёх философов-крочеанцев, смачный погребальный диссонанс пламенной атмосфере футуризма¹⁷. Кто верит в радостное, оптимистичное и божественно легкомысленное искусство, увлекает сомневающихся. Голоса и жесты публики время от времени аккомпанировали великолепным гвалтом моей декламации, которая в действии со звукоподражательными инструментами оказалась самой очевидной и убедительной.

Вторая динамическая и синоптическая декламация была мною проведена в Лондоне 28 апреля 1914 года в галерее Дорэ¹⁸.

Я динамически и синоптически декламировал несколько отрывков из моей поэмы Zang tumb tumb («Осада Адрианополя»). На столе передо мной были расположены телефонный аппарат, рейки и молотки, с помощью которых я мог имитировать приказы турецкого генерала и шум ружейной перестрелки и пулемётов.

В трёх местах зала были подготовлены три доски, к которым я приближался поочерёдно, то подходя, то подбегая, чтобы быстро нарисовать на них мелом аналогию. Слушатели, постоянно поворачивающиеся, чтобы следовать за моими манёврами, участвовали всем телом, возбуждённые эмоциями под воздействием неистовой битвы, описанной в моих словах на свободе.

В дальнем зале были расположены два больших барабана, из которых помогавший мне художник Невинсон¹⁹ извлекал орудийный грохот, когда я подавал ему телефонные сигналы.

Растущий интерес английской публики превратился в исступлённый восторг, когда я достиг максимального динамизма, чередуя болгарскую песню «Шуми марица»²⁰ со вспышками моих образов и грохотом звукоподражательной артиллерии.

Ф.Т. Маринетти

11 марта 1916

55. Футуристская наука (антинемецкая – авантюрная – экстравагантная – враждебная к точности – опьянённая неизвестным) Футуристский манифест

Первым футуристским словом о науке могло бы быть искреннее поздравление с разрушением школ, лабораторий и научных кабинетов.

Мы убеждены, что наука наших современников такая же пассеистская, как их искусство и жизнь, и она вызывает у нас то же отвращение.

Можно сказать больше: наука – это прибежище всей самой неприятной традиционности, добросовестности, скрупулёзности, педантизма, тяжеловесности, самонадеянности, метода, начётничества. Мы гениализируем и итальянизируем науку, которая, гипнотизированная глупыми книжонками многочисленных университетских профессоров Германии, стала целиком поверхностно точной, убого аккуратной, идиотски уверенной в собственной безошибочности, лишённой любого взрыва гениальности.

Фигура профессора, сегодня полностью высмеянная и лишённая авторитета благодаря футуристской пропаганде, сохраняет ещё нелогичный престиж в научном поле: здесь часто случается, что почтенную развалину, бронированную очками, слушают без всякого смеха. Все самые ретроградные предрассудки властвуют в науке не меньше, чем в искусстве, а возможно, и больше. Необходимость серьёзной культуры, диктат неизменных методов, предрассудки серьёзности и медлительности, аксиомы кропотливого исследования и трудов обширных размеров, догмы божественной правды и нерушимого завоевания – вот ментальная косность, на обороте которой написано: традиционализм, вечное пережёвывание и переваривание всего, что было сделано, презрение к молодёжи, к смелым, гениальным, не получившим диплома, к ненормативным, новым. Многочисленные курсы и экзамены наших школ – это такие же ловушки, расставленные лихорадочному энтузиазму молодёжи: дойти до диплома, не впав в детство, если таковое возможно, это – поистине необычайный кросс по пересечённой местности.