Итальянский поход Карла VIII и последствия его для Франции

Мы изложили въ общихъ чертахъ исторію итальянскаго похода Карла VIII, составляющаго прологъ Французско-итальянскихъ войнъ, одного изъ важнѣйшихъ явленій переходнаго времени. Мы обозрѣли передъ тѣмъ внутреннее состояніе Франціи, возрожденной реформою Людовика XI, и представили очеркъ великаго гуманистическаго движенія, охватившаго Италію въ концѣ XIV вѣка и долженствовавшаго скоро проникнуть отсюда до крайнихъ предѣловъ европейскаго міра. Мы сопоставили, такимъ образомъ, бытъ страны, едва начинавшей выступать изъ тѣсныхъ рамокъ средневѣковой жизни, съ бытомъ Италіи, которая вся, всѣми сторонами своего существованія, принадлежала новому времени, вѣку возрожденія. Понятно, что столкновеніе двухъ народностей, стоявшихъ на столь различныхъ ступеняхъ цивилизаціи, не могло остаться безъ сильнаго вліянія на ту изъ нихъ, которая стояла назади по своему духовному развитію. Французы прошли съ Карломъ VIII вдоль всю Италію; ихъ наблюденію представилась обширная страна, охваченная сильнымъ умственно-художественнымъ движеніемъ, которое въ то время успѣло уже выступить изъ области чистыхъ идей и начинало вліять на жизнь и всачиваться во всѣ поры народнаго организма. Въ концѣ XV вѣка, наука и искусство возрожденія существовали уже не въ формѣ юношескихъ, мало-сознанныхъ стремленій, не въ формѣ туманнаго чаянія античныхъ идеаловъ, какъ это было во время Данте и Петрарки, а въ формѣ положительнаго знанія и свободнаго творчества. Ученые XV вѣка изъ сферы гаданій и предчувствій перешли къ сознательной научной дѣятельности. Одни, какъ Помпоннацій, предались чистому отрицанію; другіе, какъ Пико де Мирандоль, изучивши все, стремились создать изъ этого богатаго матеріала нѣчто органически стройное. Искусство временъ возрожденія, хотя и не достигшее еще полной зрѣлости, успѣло уже выяснить свой идеалъ и свои задачи. Древность была не только угадана и открыта, но и утилизирована современной жизнью. Ея духъ, ея смыслъ, ея геній были постигнуты художниками XV вѣка и воплощены въ ихъ великихъ произведеніяхъ. Взорамъ варваровъ, наводнившихъ въ 1494 году Италію, возрожденіе предстало во всеоружіи. Оно обнажило передъ ними богатство и глубину своихъ идей, и обольстительную прелесть формъ, въ которыя онѣ воплощались. Товарищи Карла VIII съ неподдѣльнымъ восторгомъ описываютъ роскошь и великолѣпіе итальянскихъ домовъ, въ особенности ихъ загородныхъ виллъ[187]. Ихъ не-избалованный глазъ, привыкшій къ суровой просторе среднихъ вѣковъ, былъ пораженъ пышной, изнѣженной обстановкой итальянской жизни. Вотъ какъ описываетъ Мишле итальянскую виллу временъ возрожденія:

"Эти виллы были восхитительны по смѣси искусства съ природой, по своему сельско-хозяйственному характеру, который любятъ Итальянцы. Наши замки, чисто военные, въ своей феодальной спѣси, казалось, презирали, удаляли отъ себя поле и земледѣльческій трудъ, держались подальше отъ земли рабовъ. Благородно-скучные, они, для прогулки своей пленной владѣтельницы, представляли только надоѣдающую террасу, безъ вида, безъ тѣни, гдѣ росла кое-какая желтая, печальная трава. Напротивъ того, виллы итальянскія, на-стоящіе музеи и далеко превосходившія эти замки относительно искусства, были украшены садоводствомъ и свободно раскидывались вокругъ парками и разнообразною культурою. Охраняемыя при входѣ нѣмымъ народомъ изъ альбастра и порфира, окруженныя портиками съ миленькими окнами, эти очаровательныя жилища скрывали внутри не только ослѣпительную роскошь тканей, прекрасныхъ шелковъ, венеціанскихъ разно-цвѣтныхъ хрусталей, но и всякихъ изящныхъ предметовъ удовольствія и пользы, въ которыхъ было предусмотрено все: здѣсь были разные погреба, изысканныя кухни, аптеки, глубокія пуховыя постели, даже фландрскіе ковры, на которые, при пробужденіи, могла опуститься маленькая голая ножка, защищенная ими отъ холоднаго мрамора".

"Здѣсь были воздушныя террасы, висячіе сады и самые разнообразные виды. Какъ разъ возлѣ идиллія сельскаго хозяйства: олень и корова, подходящіе вечеромъ безбоязненно къ брызжущимъ водамъ мраморныхъ фонтановъ; вдали – на валѣ пасущіяся стада, сѣнокосъ или сборъ винограда, виргиліевская жизнь мирныхъ трудовъ. И все это было окаймлено, въ спокойной дали, мраморными аппенинами, или альпами, покрыты-ми вѣчнымъ снѣгомъ".

"Зима ничего не отнимаетъ у этихъ пейзажей. Даже запущенность и руины придаютъ имъ новую прелесть. Въ садахъ, гдѣ прекращается культура, въ большихъ виноградникахъ, оставленныхъ на свободѣ, сильныя растенія какъ будто радуются отсутствію человѣка. Они становятся хозяевами жилища, овладѣваютъ колоннадами, цѣпляются за мраморные обломки и ласкаютъ одинокія статуи. Все это очень дико и вмѣстѣ очень пріятно, исполнено сладостно-суроваго характера, soave auslero;– все это не возбуждаетъ недовѣрія, но слишкомъ могущественно дѣйствуетъ на душу, усыпляя ее, убаюкивая любовью и пустыми грезами"[188].