Итальянское лето с клубничным ароматом

Присцилла так и сидела, погрузившись в свои мысли, которые перескакивали с Каллиопы на Кларетту, на росток непонятного чувства в груди и на авокадо, когда вдруг раздался звонок. К сожалению, ей пришла в голову ужасная идея пойти и открыть.

Рано утром, как и всегда, три кумушки по-своему встречали новый день.

– Нет, вы ее видели вчера? – говорила Эвелина остальным трем. – Держу пари, это она и поселилась на вилле «Эдера». Писательница.

– Так и есть! – воскликнула Розамария. – Я вам одно скажу: чудна́я она какая-то. А что тут еще скажешь?

– Хотела непонятно какое прошутто. И странный хлеб. Наш ей, видать, не подходит, – возмутилась Кларетта.

– Было ясно, что Людовика сдаст дом какой-нибудь такой даме. Можно было догадаться.

– А я знала. С тех пор, как Вирджиния нам сказала, что приедет писательница, я знала, что все этим кончится. И я вам говорила. Я вам говорила или нет? – не успокаивалась Эвелина.

– Ты нам говорила, – снисходительно подтвердила Розамария.

– А теперь нам все лето придется ее терпеть – да ей только серьги в носу не хватает. С этим ее странным хлебом. Но я не позволю ей сесть мне на шею! Если девчонка хочет хлеб, пусть ест тот, что у нас пекут!

– Хорошо сказано, – синхронно закивали остальные двое.

– Ну следующим летом мы уж проследим за тем, кому сдадут виллу «Эдера»! Не думает же эта Людовика, что может делать как ей вздумается только потому, что это ее дом! – продолжила одна из кумушек.

– Какая дерзость!

– Какой позор.

И все три седые головы неодобрительно закачались.

– И когда вошел Чезаре, эта с ним даже не поздоровалась.

– Какая грубость. А он зато какой милый мальчик, да? Пожалуй, познакомлю его со своей Паолой, – решительно объявила Розамария.

– Да он ее с пеленок знает! – не без удовольствия напомнила ей Эвелина.

– Именно! Может, увидит ее сейчас и поймет, что они созданы друг для друга, – возразила Розамария, которая быстро не сдавалась. – В журнале «Конфиденце»[18] такие истории постоянно публикуют.

– М-м-м… – с сомнением протянула Кларетта. – Я бы не хотела говорить, но…

– Но? – воскликнули две кумушки хором, уставившись на подругу.

– Ох, нет, пока ничего не скажу. Но моя интуиция мне подсказывает… Попомните мои слова!

Остальные двое с ненавистью смотрели на Кларетту. Она всегда так говорила – прежде чем обязательно происходило что-то нехорошее.

В этот момент на площади появился доктор Чезаре Бурелло, мужчина, которого Розамария, начитавшись множества рассказов в «Конфиденце», вознамерилась заново познакомить со своей Паолой. Женщиной, которую он не только знал еще малышкой, но и про которую, если признаться, ни разу и не подумал. Вот он пересек площадь, собираясь насладиться сигарой в баре Аниты, с кофе и, возможно, бокалом ледяного белого вина чуть позже. Пройдя мимо своей машины, нахально брошенной поперек дороги, он вдруг заметил под дворниками листок бумаги.

Штраф в Тильобьянко? – изумленно подумал он. Куда катится этот мир!

Со скучающим видом вытащив бумажку и открыв, он обнаружил, что речь идет вовсе не о штрафе.

На листке бумаги для письма цвета слоновой кости нашлось несколько строк, написанных от руки изящным женским почерком: «От самого твоего существа, настолько мужественного, я вся пылаю, точно факел женственности».

Чезаре поднял голову, внимательно огляделся. Неужели и здесь ему не будет покоя? Да что он такое делает с женщинами?

Ему вспомнилась девушка с рыжими косичками, вся в черном, как готичная Пеппи Длинныйчулок, которую он видел вчера в магазине Кларетты. Почему ему показалось, что он давно ее знает, если никогда в жизни с ней не встречался? И почему она так нехорошо на него посмотрела, шлепнув пакеты с покупками на прилавок? Как вообще какая-то женщина смогла посмотреть на него вот так – а не с улыбкой, как все остальные?

Доктора Бурелло, элегантного Казанову, эти вопросы в самом деле волновали. Может, это был призрак всех женщин его прошлого, которые его ненавидели, и порой заслуженно? И теперь они объединились и вселились в эту незнакомку? Такой вариант исключать нельзя…

Но, гораздо серьезнее, учитывая обстоятельства, был вопрос: а почему его это волновало? Что такого было в той девушке и почему он в тот момент чувствовал себя так, будто ему кто-то холодной воды за шиворот вылил? За всю его веселую и впечатляющую карьеру соблазнителя такого с ним никогда не случалось. В тот день он не придал этому значения, но ощущение с тех пор не проходило. Было в ней что-то, от чего ему хотелось тихонько приоткрыть дверь и заглянуть внутрь, узнать, что же за ней скрывается. Жаль, что она так убежала, оставив его, как говорится, с носом. Теперь ему предстояло ее найти.

Отвлекшись на эту непривычную для себя мысль, Чезаре рассеянно убрал полученную записку в карман и в тот же миг про нее забыл.