Итальянское лето с клубничным ароматом

– Простите, но откуда вы знаете? – уточнил внимательно их слушавший Чезаре.

– Ну, вчера мы ее видели на вилле, и она нам сама сказала, – объяснила Вирджиния, пожав плечами.

– Но… и почему вы сразу мне не сказали?

– Как будто ты нас сто лет назад спросил, а не только что, – возмутилась Вирджиния.

– Теперь мы можем получить мороженое? – почти хором спросили близнецы.

Чезаре быстро одной рукой протянул им двадцать евро, а другой схватил телефон. Если Присцилла была на вилле и грустила, он будет ей звонить до изнеможения. Рано или поздно она же должна ответить… или нет?

Глава двадцать седьмая

Но Чезаре не учел, какого характера была боль Присциллы.

Когда телефон начал звонить и имя Чезаре вновь высветилось на экране, она съежилась от страха и боли и просто молча смотрела на телефон. Она не хотела слышать ни его голос, ни уж точно другую ложь. Она сможет – она упрямая.

Она не сдается и умеет исчезать, когда это нужно.

И все же, когда телефон смолк и Присцилла смотрела на красный значок, оповещавший о пропущенном звонке, она опустила голову на подушку, и по ее щекам скатились две большие грустные слезинки.

А Чезаре, звоня и перезванивая, не мог понять: можно быть странным, жить одновременно в реальности и в каком-то другом мире, с перепутавшимися клубками из фантазий, но такого он не ожидал. Возможно, он был готов к каким-то капризам, паре сцен, потокам слез, эмоциональным качелям в стиле американских горок, то есть ко всему набору, это да. Но единственное, чего он не мог предусмотреть, – так это того, что она исчезнет без слов. В кои-то веки он применил свои проверенные методы соблазнения с обезоруживающей искренностью, а она взяла и сбежала.

После сообщения с извинениями и объяснениями, после десятка ни к чему не приведших звонков Присцилла так и не появилась, будто испарилась. Наказание, по мнению Чезаре, было несоразмерно вине.

Он не мог в это поверить. Годы и годы свиданий и отношений с женщинами, которые в нужный момент не хотели уходить, а теперь единственная, с которой он хотел остаться, уходит в самое неудачное время?

В тот вечер их первого свидания его растрогало появление Присциллы. Он все расставил и подготовил, ждал ее появления, но, когда увидел ее, босиком, в спортивных штанах и сером свитере со слишком длинными рукавами, что-то в его сердце сделало тихий «хлоп». Как попкорн, который взрывается и становится белым и воздушным. Его сердце никогда раньше не делало «хлоп», он даже не знал, что сердце способно на подобную акробатику, и для него это оказалось приятным сюрпризом. Там, с заплетенными в косу волосами и с босыми ногами, Присцилла сумела сделать то, что не удалось тем, кто ходит на двенадцатисантиметровых каблуках и с укладкой. Потому что то, что он испытал, достигло прежде неизученного уголка сердца и вызвало новое чувство: нежность.

Этторе же в это время был на работе и осматривал колено Кларетты, которое, по ее мнению, в то утро сделало «хрусь», когда она вставала со своего складного стульчика.

– «Хрусь»! – повторяла она Этторе.

– Я понял, Кларетта, но с коленом все в порядке.

– Может, ты ничего не видишь, потому что нужен рентген, а не глаза, – настаивала та.

– Может, ты и права, но дело в том, что на ощупь там ничего нет, и, когда я двигаю колено, оно у тебя не болит. Что ты на это скажешь?

– Скажу, что сначала оно сделало «хрусь».

– Может, «хрусь» сделало что-то другое. Может, твой складной стульчик.

Кларетта начала терять терпение.

– Так, по-твоему, я даже не могу понять, сделал ли «хрусь» складной стул или мое колено? Ты это хочешь сказать, да? – угрожающе уперев руки в бока, уточнила она.

– Нет, Кларетта, это просто один из вариантов. Что скажешь, если решим так: сегодня ты попробуешь походить как обычно и, если что-то заболит, вернешься ко мне?

– Даже без бинта?

Этторе молча вздохнул.

– Кларетта, эластичный бинт наложим, просто ради спокойствия. И еще лучше держи ногу немного приподнятой, когда сидишь, хорошо?

– И стоило так долго спорить? – заключила Кларетта, наконец удовлетворенная, как только Этторе наложил крепкую повязку. А потом, с завидным проворством соскочив с кушетки, она объявила: – А ты знаешь, что писательница закрылась в доме, в точности как Пенелопа? Даже не дождалась узнать, поправится Пенелопа или нет. То у нас одна затворница была, теперь две.

Этторе озадаченно потер подбородок. Что же случилось? Почему его брат, умчавшийся на виллу «Эдера» уже несколько часов назад, до сих пор не разрешил это недоразумение с Присциллой?

– В смысле – «забаррикадировалась на вилле «Эдера»? – переспросила Аманда, расставляя кулинарные книги по своим местам. Телефон она прижимала плечом к правому уху и вообще-то справлялась с трудом.

– Кларетта сказала, что она там внутри, а Чезаре говорит, что Вирджиния с детьми это подтвердили. А случилось так, что Чезаре тем вечером заболел и продинамил ее, не предупредив, – ответил Этторе по телефону из своего кабинета.

– Ты шутишь? – пискнула Аманда, бросив расставлять книги и положив их на стол. – И теперь она закрылась внутри? Как Пенелопа?