Итальянцы

Рано или поздно люди, переехавшие в Рим, замечают, что почти в любом заведении общественного питания в столице — от дорогих ресторанов до скромных tavola calda (закусочных с самообслуживанием) — по четвергам в меню присутствуют ньокки (клецки, обычно приготовленные из муки или картофеля либо из того и другого сразу). И в большинстве случаев их не найти в меню в любой другой день недели. Это один из тех успокаивающих ритуалов, которые так характерны для Италии: каждый четверг вы идете обедать, и официант говорит вам с лучезарной улыбкой, выражающей одновременно гордость и удовлетворение: «Oggi abbiamo gnocchi al ragù» или «al pesto» или «alla Sorrentina», или как бы они ни решили их приготовить. Если вы отвечаете, что не очень-то любите ньокки и предпочли бы в этот день пасту или рис, улыбка меркнет и сменяется явным замешательством. Вы проявляете своеволие. Вы идете против повсеместно принятого порядка вещей.

Что примечательно в этой традиции, она существует исключительно в Риме, и ни один римлянин (или по крайней мере ни один из тех, кого я когда-либо встречал) не знает, откуда она взялась. Есть римская поговорка «Giovedì, gnocchi; Venerdì, pesce; Sabato, trippa» («Четверг: ньокки; пятница: рыба; суббота: рубец»), которая наводит на мысль, что этот ритуал коренится в римско-католическом запрете употреблять по пятницам мясо. Было бы логично есть что-то питательное в дни до и после того, как вы ограничиваетесь рыбой и овощами. Но я сомневаюсь, что современные римляне, многие из которых все равно не соблюдают запрет на мясо, принимают это во внимание. Тем не менее почти любого из них каждый четверг можно увидеть жадно поглощающим ньокки. Потому что по четвергам нужно есть ньокки.

Множество теорий пытались объяснить любовь итальянцев к знакомому и недоверие к новому. Утверждали, что чувство тревоги, пронизывающее жизнь в Италии, как-то связано с тем фактом, что страна подвержена стихийным бедствиям. Извержения вулканов, землетрясения, обвалы, оползни и наводнения — все это довольно частые явления. Во многих частях полуострова до XX века была распространена малярия. А жители Неаполя и Катании и сегодня, как, впрочем, и всегда, живут со знанием того, что их жизни могут внезапно измениться навсегда (или даже оборваться) в результате извержения Везувия или Этны. Со времен Второй мировой войны в среднем раз в шесть или семь лет в Италии происходили губительные землетрясения. Самое смертоносное, случившееся в регионе между Кампанией и Базиликатой в 1980 году, унесло жизни 2750 человек. Обвалы и оползни еще более распространены, довольно часто они бывают смертоносны. Самый губительный из них за последнее время произошел в Сарно, к югу от Неаполя, в 1998 году. В результате того, что после продолжительных проливных дождей потоки глины и камней пронеслись через город и окружающие деревни, погиб 161 человек.

Из-за особых геологических характеристик Рим, Неаполь и некоторые другие города также подвержены так называемым voragini — это воронки, внезапно открывающиеся в земле. В местных газетах часто появляются фотографии машин или даже автобусов, опасно балансирующих на краю voragine. А иногда на таких фото запечатлена опечаленная семья рядом с огромной дырой, появившейся за ночь в их гостиной.

Жизнь в Италии, безусловно, непредсказуема. Однако исторически человеческое вмешательство куда чаще, чем «божья кара», делало эту территорию столь опасной. И я подозреваю, что инстинктивное неприятие итальянцами радикальных перемен в значительной мере стало результатом продолжительного опыта насилия и угнетения. Происходило ли вторжение чужеземной армии, налет мусульманских пиратов либо работорговцев или свержение местного правителя — все это редко оказывалось к лучшему.

Муссолини и его чернорубашечники закрепили этот урок. Единственный раз в истории итальянцы приняли и поддержали резкие перемены, и в итоге это привело их к катастрофе. Со времен Второй мировой войны все изменения происходили в основном после тщательной подготовки или длительного обсуждения, обычно постепенно — и часто неэффективно. Как и в Германии, опыт диктатуры привел к неприятию решительных действий. После того как их страна была поставлена на колени в результате концентрации власти в руках одного человека, итальянцы, как и немцы, приняли сознательное решение: в будущем власть будет распределена настолько широко и равномерно, насколько это возможно.

Немцы выбрали географическое распределение, создав сильные региональные правительства и децентрализовав государственные институты так, чтобы министерства были в одном городе, Верховный суд — в другом, а Главное управление полиции и центральный банк — в третьем и четвертом. Итальянцы приняли систему, которая известна как lottizzazione — термин, используемый также для обозначения деления земли на наделы. Сферы влияния были разделены между пятью партиями, имевшими доступ в правительство, позже система была расширена, чтобы включить коммунистов.