Итальянцы

Если теперь мы вернемся на нашу гипотетическую улицу и внимательно посмотрим вокруг, то увидим духовных последователей придворных Кастильоне, тех изящных молодых людей, которых заговорщически шепчутся в углах шедевров эпохи Возрождения. Вон он, в кабриолете напротив бара, пристально смотрит на враждебный мир через стекла темных очков. Его волосы кажутся взъерошенными. Но на самом деле, чтобы так выглядеть, они были тщательно уложены: это столь же рукотворный шедевр, как и его кроссовки и ремень. Наш современный придворный, вероятно, ожидает красивую молодую женщину, которая так же изящна, как и он. А может, он ждет встречи с кем-то, кто может организовать appalto, контракт, или сказать ему, на кого он должен произвести хорошее впечатление, если хочет добраться до списка кандидатов на предстоящие выборы в местные органы власти. Он живет в мире элегантности и махинаций, но, если не считать его семьи и, возможно, горстки школьных или университетских друзей, это, скорей всего, мир одиночества. Того одиночества, которое так ярко воплотил актер Марчелло Мастроянни в персонажах из некоторых фильмов Федерико Феллини. Но его также можно заметить и в холодном пристальном взгляде и странно расслабленной позе маленького Джованни Медичи[74], стоящего рядом с матерью на знаменитом портрете Аньоло Бронзино. Становится ясно: даже малыши, если они происходят из рода Медичи, наделены пугающей способностью полностью владеть собой.

Возможно, самая парадоксальная черта итальянцев — их кажущаяся импульсивность, которая обманывает окружающих. Оживленное выражение лица, энергичные движения руками и, казалось бы, яркие эмоциональные вспышки сосуществуют с глубокой, составляющей основу их натуры осторожностью и осмотрительностью. Полная перипетий история и хитрые соотечественники научили итальянцев быть очень осторожными.

Первое, что поражает любого иностранного корреспондента, прибывшего в Италию, — это нежелание обычных людей называть свои имена, не говоря уж о профессии, возрасте или родном городе. Они могут громко разговаривать по мобильному телефону, так что все окружающие слышат о самых интимных подробностях их частной жизни — например, проблемах с шурином или результатах медицинского обследования, — но, если вы подойдете к ним и спросите, как они собираются голосовать, многие откажутся отвечать. Или ответят, но не захотят ничего сообщить о себе. По моим наблюдениям, то же самое происходит, когда их спрашивают о чем угодно — начиная с несчастного случая, свидетелем которого они стали, и заканчивая тем, кто, по их мнению, может выиграть субботний матч. Даже если пообещать им, что их высказывания не будут опубликованы в Италии, они зачастую просто отворачиваются, покачав поднятым указательным пальцем и бормоча слово, заимствованное из английского языка: privacy.

Возможно, самый яркий случай столкновения с итальянской осмотрительностью приключился со мной однажды вечером, после того как мне позвонил коллега из Лондона. Для статьи нужна была таблица, в которой сравнивались бы цены на аналогичные товары в различных европейских столицах. Одним из них был «Биг Мак» из «Макдоналдса». Я попросил, чтобы моя ассистентка позвонила в ближайший ресторан в Риме.

Когда она это сделала, в ответ ее тут же спросили:

— Кто хочет это узнать?

Моя ассистентка сказала, что это для британской газеты.

— В таком случае я ничего не могу сказать.

Моя ассистентка сказала, что ей не нужны комментарии, не говоря уж об имени, только цена. И обратила внимание собеседника на то, что, если бы она вышла на улицу и зашла в «Макдоналдс», то увидела бы стоимость «Биг Мака» над кассой. Все, что она хотела, это чтобы человек на другом конце провода назвал цифру, украшающую световое табло прямо у него над головой. Без шансов. В итоге моей ассистентке пришлось выйти из офиса и пройти четверть мили по Риму, чтобы выяснить информацию, с которой мало что может сравниться по публичности и общедоступности.

Больше того, подобная скрытность встречается даже в СМИ, весь смысл существования которых — как вы могли бы подумать — в предоставлении информации. Теле- и радионовости могут быть предвзятыми, однако обычно их сообщают в ясной и понятной форме. Но итальянские журналы и в еще большей степени газеты часто приходится скорее расшифровывать, чем читать. В особенности политические репортажи. И после прочтения статьи зачастую остается впечатление, что репортер был достаточно нескромен, чтобы приподнять краешек завесы тайны и раскрыть вам кое-какие секреты, но, конечно, не все, в которые посвящен он сам.