Под влиянием этой же группы знати Витигис начал мирные переговоры с империей. Сама империя также нуждалась в мире. Явное нарастание опасности новой войны с Ираном, возможно, как уже говорилось выше, инспирированной в какой-то мере остготским правительством, заставило Юстиниана приступить к переговорам о мире с Витигисом, и при этом на благоприятных для остготов условиях. Император соглашался, чтобы во владении остготов остались все земли за рекой По, т. е. провинции Лигурия и Венетия. Все остальные области Италии включались в состав империи. Сокровища остготских королей должны были быть разделены между Витигисом и византийским императором (Рrосоp. BG, II, 29.1–2). Эти условия были достаточно умеренными, и остготское правительство готово было их принять. Однако Велисарий, мечтавший о покорении всей Италии и полной капитуляции остготского правительства, всячески препятствовал оформлению этого договора (Рrосоp. BG, II, 29.3–6).
Тогда остготская знать, «уцелевшие среди готов наиболее знатные лица» (
Однако Велисарий не решился принять предложенный ему трон[449]
, но использовал эти переговоры для того, чтобы при помощи остготской знати овладеть Равенной. И действительно, в мае 540 г. византийские войска без боя вступили в столицу Остготского государства. Одновременно византийский флот, нагруженный продовольствием, вошел в гавань Равенны Класис[450].Таким образом, решающую роль в сдаче Равенны сыграла предательская политика остготской знати, действовавшей вопреки желанию своего народа. Прокопий отчетливо сознавал это. Описывая вступление византийских войск в столицу Остготского государства, он рисует весьма красочные сцены возмущения готского населения Равенны воинами, сдавшими город, не столь сильному, как они думали, неприятелю. «Ведь готы., пишет Прокопий, — и числом и силой намного превосходили своих противников и, когда они были в Равенне, они не были побеждены в сражении и их мысли не были подавлены чем-либо другим; и тем не менее они оказались военнопленными людей гораздо более малочисленных». Готские женщины из народа, негодуя на сдачу столицы неприятелю, плевали в лицо своим мужьям, обвиняя их в трусости (Рrосоp. BG, II, 29.33–35).
Но нельзя отрицать того, что известную роль в падении Равенны сыграло также и растущее недовольство против Витигиса и его придворной клики со стороны рядовых остготских воинов. Прокопий объясняет это недовольство преимущественно тяготами войны (Рrосоp. BG, II, 29.17). Однако, как показывает дальнейшая история мужественного сопротивления остготов в Италии, остготские воины могли стойко выносить любые лишения, когда они боролись за свои интересы и верили своим вождям. Теперь же в рядах защитников Равенны, так же как и среди воинов в Лигурии и Коттийских Альпах, чувствовалась не только усталость от войны, но и растущее безразличие к судьбам того правительства, которое уже полностью дискредитировало себя в их глазах. Рядовые остготские воины, земледельцы теперь больше всего опасались, как бы поражение не повлекло бы за собой их переселение из Италии в Византию (Рrосоp. BG, II, 29.17) и потерю тех участков земли, которые они обрабатывали. Их тянуло вернуться вновь на свои земли и возделывать их.
Но не следует переоценивать этот момент. Недаром же Велисарий и после капитуляции Равенны опасался выступления именно рядовых остготских воинов бывшего равеннского гарнизона. По словам Прокопия, он разрешил «варварам, которые жили по сю сторону реки По», свободно уходить из Равенны, полагая, «что с этой стороны ему не грозит никакой опасности и что готы здесь никогда не соберутся против него, так как раньше ему удалось многих из римского войска разместить по этой, местности» (Рrосоp. BG, II, 29.35–36).
К несчастью для готов, Витигис, в то время как разыгрывался последний акт трагедии его царствования, проявил полнейшее малодушие[451]
и фактически пошел на сговор с победителем. Именно поэтому византийцы, захватив Витигиса в плен, обошлись с ним весьма милостиво, и остготский король, хотя и содержался в Равенне под стражей, но был окружен всяческим почетом (Procop. BG, II, 29.35).