Читаем Италия на рубеже веков полностью

В создавшемся положении большую роль стали играть личные взгляды и поведение отдельных епископов. Так, епископ Бергамо, уже упоминавшийся Джакомо Мария Радини Тедески, вел себя решительно и независимо, когда осенью 1909 г. в Бергамо вспыхнула забастовка, длившаяся с 21 сентября по 8 ноября. Организатором забастовки был Николо Реццара, началась она из-за увольнения вице-председателя местной католической Рабочей лиги. Забастовка в Бергамо — первая проведенная католиками забастовка, вошедшая в анналы итальянского рабочего движения. Епископ, энергично поддержавший бастовавших, говорил, что ему достаточно всегда держать перед собой Евангелие и энциклику «Рерум новарум». Были и другие прелаты, которые поддерживали рабочее движение.

После роспуска «Опера деи конгресси» и до того, как дон Стурцо в 1919 г. основал свою партию, итальянские католики собрались на конгресс только один раз, в ноябре 1910 г. в Модене. Обсуждались вопросы создания католических организаций. Председательствовал маркиз Филиппо Криспольти. Предполагалось, что в Модене будет возобновлена традиция проведения католических конгрессов. Началось чтением доклада Тониоло, потом выступил Реццара, после забастовки пользовавшийся большим авторитетом. Были приведены цифры, доказывавшие, что социалисты сильно опережают католиков в профессиональном движении. Произошло резкое размежевание сил. Руководство конгресса, а также Реццара призывали к умеренности. Но образовалось сильное левое крыло, в которое вошли доп Стурцо и Гуидо Мильоли, которому суждено было впоследствии сыграть большую роль в развитии католического движения. Мильоли высмеял программу, в которой говорилось, что католические организации должны прежде всего заниматься физическим воспитанием трудящихся, затем их моральным воспитанием и уж потом их экономическим положением.

Доп Стурцо говорил о необходимости иметь точную программу и тактику. Он допускал возможность предвыборных блоков с демократическими партиями. Де Роза пишет, что Стурцо, Мильоли и их единомышленники «придали конгрессу полемический, стремительный и горячий ритм». Комментируя работы конгресса, «Стампа» писала 16 ноября 1910 г., что благодаря выступлениям этих ораторов казалось, будто приверженцы Мурри вернулись в лоно матери-церкви, которая их приняла. По Филиппо Криспольти официально заявил, как намерен держаться Ватикан по отношению к католикам: «В Италии никогда не будет автономной католической партии или христианско-демократической партии, которая не признавала бы интересов церкви как суверенного духовного института в гражданском обществе». И подчеркнул: «Это будет непреложным и необходимым условием, с которым обязаны считаться в Италии католики, организованные политически или примкнувшие к партиям»{101}.

Тем не менее левые католики, практически находившиеся в оппозиции к официальной линии, не считали себя побежденными. Стурцо хладнокровно заявил, что конгресс в Модене был полезным: по крайней мере можно было проверить, появилось ли нечто новое. Нет, в общем. не появилось. Во всяком случае, стало ясно, что ставить вопрос о создании католической партии пока невозможно. Однако, понятие «пока» растяжимо. В историческом плане это может быть скоро. На самом деле от конгресса в Модене до создания Партито пополаре оставалось еще (или всего) 9 лет. Но это были тяжелые годы.

НАКАНУНЕ ВЕЛИКОЙ КАТАСТРОФЫ

Трудные годы, трудные времена действительно приближались. Джолитти, без сомнения, действовал в соответствии с долгосрочной стратегией: он делал ставку на то, что либеральный реформизм и социалистический реформизм смогут найти основу для сотрудничества. Однако к концу первого десятилетия XX в. классовые и политические противоречия обострились. Итальянский капитализм вступил в новую фазу, стали возникать тресты и картели, устанавливались связи между аграриями, промышленниками и банковским капиталом. Связи эти были и раньше, но не столь тесные, процессы развивались очень быстро. Промышленная буржуазия значительно окрепла. Буржуазия, вначале словно оглушенная силой и размахом забастовочного движения, перешла в контрнаступление. Это в равной и, пожалуй, в еще большей степени относится к аграрной буржуазии, ибо классовые столкновения в деревне зачастую носили еще более острый характер, чем в городе. В общем, возникли напряженность и ожесточение, в сравнении с которыми атмосфера начала века могла казаться почти идиллической.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1066. Новая история нормандского завоевания
1066. Новая история нормандского завоевания

В истории Англии найдется немного дат, которые сравнились бы по насыщенности событий и их последствиями с 1066 годом, когда изменился сам ход политического развития британских островов и Северной Европы. После смерти англосаксонского короля Эдуарда Исповедника о своих претензиях на трон Англии заявили три человека: англосаксонский эрл Гарольд, норвежский конунг Харальд Суровый и нормандский герцог Вильгельм Завоеватель. В кровопролитной борьбе Гарольд и Харальд погибли, а победу одержал нормандец Вильгельм, получивший прозвище Завоеватель. За следующие двадцать лет Вильгельм изменил политико-социальный облик своего нового королевства, вводя законы и институты по континентальному образцу. Именно этим событиям, которые принято называть «нормандским завоеванием», английский историк Питер Рекс посвятил свою книгу.

Питер Рекс

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное