Читаем Италия на рубеже веков полностью

Тревес писал однажды, что существуют «революционеры-реформисты» и «революционеры-революционеры», образцом которых является Бенито Муссолини. Это звучало иронически, подразумевалось, что директор «Аванти!» является наследником так называемого катастрофического революционаризма. Под звучащим несколько странно эпитетом подразумевалась теория, что революция обязательно предполагает «большую кровь». Но линия «непримиримых социалистов» в Италии была абстрактной, массам не предлагались практически осуществимые цели. Кроме того, «внутри руководства (партии. — Ц. К.) сосуществовали две линии, две стратегии, два умонастроения, находившие свое выражение в Серрати и Ладзари, с одной стороны, и в Муссолини — с другой»{166}. Добавим, что многие «непримиримые» не верили «пи в какие догмы, даже в догмы научного социализма», и что теоретический уровень всего течения был очень невысок.

В ноябре 1913 г. Муссолини основал собственный, совершенно персональный журнал «Утопия», выходивший, как в то время и «Аванти!», в Милане. Иметь свой журнал — это повышало личный престиж Муссолини в мире культуры. Он как бы становился в один ряд со многими другими общественными деятелями разной ориентации от Турати до Преццолини или Коррадини, располагавшими своими журналами. Кроме того, если в «Аванти!» Муссолини вынужден был все-таки считаться с общепартийной линией, здесь у него были совершенно развязаны руки.

В апреле 1914 г. в Анконе состоялся XIV съезд Социалистической партии. Были оглашены обнадеживающие цифры: число членов партии удвоилось, тираж «Аванти!» казался почти сенсационным. Турати был тяжело болен, и Ладзари адресовал ему прочувствованный привет. Съезд прошел без ярких событий и столкновений, но ознаменовался успехом Муссолини, который одержал победу по всем главным пунктам повестки дня.

В новое руководство были избраны Ладзари, Серрати, Муссолини, Барберис и др. Комментируя итоги съезда, «Утопия» лицемерно писала: «Социализм — это идея, революция. Следовательно, социалистическая партия может быть только идеалистической и революционной. Она должна стремиться к реализации высшей идеи, потому что идея существует как нечто платоническое, в атмосфере, по должна воплощаться в истории». В июне 1914 г. должны были состояться муниципальные выборы. Социалисты, как обычно, проводили агитацию и обсуждали кандидатуры. В первое воскресенье июня в стране по традиции проводился День статута. В Анконе старый анархист Эррико Малатеста, издававший еженедельник «Волонта» («Воля»), и директор органа «непримиримых республиканцев» «Лючиферо» («Люцифер») Пьетро Ненни призывали провести в противовес Дню статута антимилитаристские демонстрации. Демонстрации действительно прошли во многих городах, но наиболее крупная состоялась в Анконе, там полиция стреляла в толпу, были убитые.

В городе вспыхнула забастовка, сначала стихийная, затем официально провозглашенная Палатой труда. Все партии Эстремы и синдикаты были застигнуты врасплох. Волнения охватили всю страну, продолжались семь дней и вошли в историю под названием «Красная неделя». Они показали боевой дух и готовность к самопожертвованию народных масс, по одновременно и отсутствие четких лозунгов, организованности, руководства. «Красной педеле» посвящено немало исследований, из которых видно, как много было несогласованности. Так, когда ВКТ приняла решение прекратить забастовку, Малатеста не поверил и призвал народ к революции. Однако революция не состоялась, Филиппо Корридони и несколько рабочих были арестованы. «Красная неделя» была одновременно и апогеем стихийного протеста пролетариата, и проявлением слабости итальянского рабочего движения.

Не успели стихнуть волнения, как произошло убийстве в Сараеве и Европа оказалась на пороге войны. 26 июля 1914 г., сразу после того, как Австро-Венгрия объявила о частичной мобилизации, в «Аванти!» была помещена статья «Долой войну!», вполне соответствовавшая линии Социалистического Интернационала, лозунгом которого был абсолютный нейтралитет. 30 июля Социалистическая партия обратилась ко всем итальянским рабочим с призывом быть готовыми действовать. Подобно тому как правящие круги уже вступивших в войну стран делали все, чтобы склонить Италию к участию в войне, представители французских и немецких социалистов, чьи партии изменили принципам Интернационала, пытались склонить итальянских социалистов на свою сторону, но тщетно: Итальянская социалистическая партия держалась твердо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1066. Новая история нормандского завоевания
1066. Новая история нормандского завоевания

В истории Англии найдется немного дат, которые сравнились бы по насыщенности событий и их последствиями с 1066 годом, когда изменился сам ход политического развития британских островов и Северной Европы. После смерти англосаксонского короля Эдуарда Исповедника о своих претензиях на трон Англии заявили три человека: англосаксонский эрл Гарольд, норвежский конунг Харальд Суровый и нормандский герцог Вильгельм Завоеватель. В кровопролитной борьбе Гарольд и Харальд погибли, а победу одержал нормандец Вильгельм, получивший прозвище Завоеватель. За следующие двадцать лет Вильгельм изменил политико-социальный облик своего нового королевства, вводя законы и институты по континентальному образцу. Именно этим событиям, которые принято называть «нормандским завоеванием», английский историк Питер Рекс посвятил свою книгу.

Питер Рекс

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное