Только теперь он поймал ошарашенный взгляд Брайана, который все еще лежал на траве и тяжело дышал. Похоже, Итану предстояло многое объяснить. Если все случившееся не окажется частью сна, конечно.
Вкус у настоящей любви оказался еще интереснее, чем аромат. Бригадир узнал горечь шоколада, кровавое железо, сладкую патоку и какие-то травы. В чаше было около семи пинт, но Бригадир осушил ее чуть ли не единым глотком. Такие дела не терпят промедления.
Он оторвался от сосуда и вздохнул.
– Такое ощущение, будто просмотрел штук двадцать ромкомов[5]
. Запить бы чем…Позади, на длинном церковном ковре, выла и корчилась Царица-Над-Улицами. Она сжимала в руках маслянистые отростки щупальцев Королевы и рыдала. На вкус ее сердце было похоже на то, на что похожи все людские сердца. На мясо.
– Только не говори, что у меня еще и усы остались. – Бригадир провел рукой по губам, стирая остатки жидкости. – Я из-за них не пью молоко.
Он проверил на всякий случай потайную нишу за алтарем, – некоторые знакомые священники хранили там вино – но ничего не обнаружил. Дурацкий собор. Под стать самоназванной царице.
Он поправил звериные кости на правом плече, со всей аккуратностью, на которую был способен, погладил сосуды, тянущиеся к затылку, и, перешагнув через продолжавшую рыдать женщину в черном, направился к выходу. Он решил пока вернуться к колокольне – она ему понравилась. Они с серебряным колоколом, кажется, нашли общий язык.
Все должно было закончиться не так.
Царица-Над-Улицами… Нет. Нет, это началось давно, когда у
Мэри Ридли. Мэри Галадриэль Ридли, потому что у ее родителей, как и у большей части того поколения, было время, когда они верили в лучшее будущее, творили, что хотели, и называли детей в честь явлений природы или любимых персонажей. В конце концов, какой может вырасти Галадриэль? Не обойдут ли девочку, будто не принадлежащую этому миру, все его ужасы? Почему бы не попробовать и не выяснить наверняка?
Мэри всегда любили, и она любила в ответ. Любила неумело, ошибаясь и спотыкаясь, как и любой начинающий. Ее вырастили в теплой атмосфере, без сильных потрясений, подальше от несправедливостей. Родители даже пытались удержать брак – с помощью детских ручек Галадриэль, которая улыбалась каждому из них с одинаковой искренностью.
Все закончилось если не катастрофой, то чем-то к ней близким. В системе координат Мэри Ридли не было места ошибкам, и в разводе родителей она обвинила себя. Ее сердце разбилось в первый раз. И с тех пор не переставало этого делать.
Мир оказался куда огромнее и равнодушнее, чем думала маленькая Галадриэль. Она моталась по стране от отца к матери, встречала людей, делала ошибки и старалась не разувериться в настоящей любви. Так старалась, что однажды решила находить ее буквально.
Ей подсказало это собственное сердце, которое однажды развернуло щупальца и заговорило. Мэри не удивилась, она вообще перестала удивляться, после того как ее мать посадили в тюрьму, а отец переехал в Мэпллэйр.
Чужие сердца разбивались еще проще, чем ее собственное, и пахли так остро, что учуять их можно было из любой точки города. У
И теперь все пошло прахом из-за кого-то более могущественного. Проклятого. Разве может хоть кто-нибудь жить без сердца? Даже Галадриэль?
Мэри Ридли плакала по настоящей любви и не знала, что меж ее ребер уже начал пробиваться росток – темный и плотный, как тени, которые прячутся по тупикам и подворотням.
– Кэй? – Голос у Итана был почему-то хриплым, но вполне узнаваемым. – Ты как?
Кэйлин открыла глаза и увидела асфальт, кровь и грязные ботинки Окделла.
– Сердце на месте?
– Что?
– Мое сердце на месте? Кажется, Лиз его вырвала…
Итан немного склонил голову.
– На месте. Его уже почти не видно, но, несомненно, на месте.
– Мне можно встать? Ничего не выпадет?
Итан поднялся с колен и подал ей руку.
– Нет, все хорошо.
Мисс Нод схватилась за серую ладонь и вновь оказалась в вертикальном положении.
– Что я пропустила?
– Я нашел Лиз. Она в порядке. Сейчас в больнице.
– Значит, все веселье… Драться пришлось? Как ты прогнал багровые тени? Встретил еще кого-нибудь?.. Итан?
Окделл вскинул голову. Кажется, он слишком задумался и пропустил все вопросы.
– Прости… просто… Я все жду, когда проснусь.
Кэйлинна грустно улыбнулась.
– Я тоже ждала, что проснусь однажды и буду вполне себе живая… – Она взяла Окделла под локоток и вышла вон из злосчастного переулка. – Не дождалась.
Почти минуту они шли в молчании. Что тут скажешь? Оба в крови – Кэйлин в своей, Итан в чужой. Грязные, немного пошатывающиеся и дезориентированные. Знакомые чуть меньше суток, но уже способные молчать вместе – так, что тишина эта казалась уютной.
Тем не менее сказать хотелось многое. Очень многое.