Итоги № 36 (2013)

Потом попадаю к Силантьеву в эстрадно-симфонический оркестр, к Борису Карамышеву, в джаз-банд к Вадиму Людвиковскому — действительно, оркестров много, работы хватает… И — к Геннадию Николаевичу Рождественскому, в Симфонический оркестр Гостелерадио СССР. С ним я пою премьеру оратории Родиона Щедрина «Ленин в сердце народном». Юбилейный год, 100-летие со дня рождения. Ответственнейшее мероприятие. Заняты Людмила Белобрагина, Люда Зыкина — и я.

— Начинающий артист. Без регалий. На крупнейшей ленинской премьере в ленинский год! По всем канонам маловероятно, если не невозможно.

— На роль красноармейца Бельмаса, стоявшего у дверей комнаты Ленина в ночь его смерти, были назначены двое — народный артист СССР Артур Эйзен и я. Но Эйзен был занят в Большом и выучить свою партию не успел. До премьеры две недели. Учу я. Партия сложнейшая. Выучить невозможно. Звоню автору, прошу встречи: «Родион Константинович, ну как я попаду в этот ля-бемоль, когда скрипки что-то другое возят?» Он: «Не важно! Ты просто веди свое, по высоте, ритму и тексту: «Вдруг выходит Мария Ильинична…» — а дальше скрипки подхватят. А ты потом: «…Бежит к телефону и в ужасе говорит: «Ленин умер!..»

Недавно поздравлял Родиона Константиновича с 80-летием. Звоню: «Здравствуйте, поздравляю, это ваш большой поклонник». — «А кто?» — «Я бывший батрак. В семнадцатом году бросил работать на кулака и вступил в ряды большевистской — и тут резко вниз — па-а-ртии». — «Лева! Ты такой знаменитый стал…» А тогда я был молодой и учил «Ленина…» с утра до вечера.

Едем в Ленинград, там премьера в концертном зале «Октябрьский». Рождественский послушал — какой-то неизвестный ему солист, из новобранцев Гостелерадио, и говорит: «Вроде бы выучил. Конечно, еще пару недель поучить бы, ну да ладно». Премьера, считайте, завтра. Первое отделение — оратория Щедрина, второе — его же «Поэтория» на стихи Андрея Вознесенского. А на следующий день я пою с оркестром Силантьева, и совершенно другой репертуар.

После чего меня стали буквально на части рвать. Тут мне Силантьев предлагает спеть «Порги и Бесс» Гершвина. Там зовут на «Осуждение Лукулла» Дессау, академический авангард. А «Ленин в сердце народном» отправляется на гастроли. И при этом я уже успел спеть «Не плачь, девчонка», «Береза, белая подруга» и много чего еще.

В общем, я понимаю, что надо уходить в сторону эстрады. К фестивалям, дававшим имена, — польский Сопот, болгарский «Золотой Орфей».

— В Сопот, как в ГИТИС, вы тоже попали не с первого раза?

— Да, я готовился к выступлению еще в 1971 году. Но в последний момент в Министерстве культуры мне сказали: «Есть мнение, что должна поехать девушка», — молдавская артистка. Молдавией когда-то управлял Леонид Ильич Брежнев; думаю, ему просто хотели сделать приятное. Но в Сопот она поехала с той же песней, которую исполнял я, — «Баллада о красках» Фельцмана на стихи Роберта Рождественского. Фельцман меня в каком-то смысле предает, в Польшу едет девушка — и не привозит ничего. Уже потом я понял, что это, может быть, и к лучшему. «Баллада о красках» — прекрасная песня, великолепные стихи. Но она не для состязаний в эстрадном пении. Хоть я во время подготовки сделал все, в том числе заказал три аранжировки за свои деньги: надо было попробовать разное звучание. Мне сказали: «Ничего, все компенсируем, поедешь в Болгарию на «Орфея».

Перед Болгарией я выиграл Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Очень строгое, торжественное мероприятие: ведет Борис Брунов, в жюри — Женя Кибкало, Эдик Хиль… Первую премию решили никому не давать, а на второй ступеньке разместились «Песняры» и Лещенко. Так что в 1972 году еду на «Орфея» как победитель, иду очень хорошо — однако вмешивается какая-то интрига, и я получаю лишь третью премию. Дирижер Константин Орбелян поднимает скандал — безуспешно. Но все же я лауреат!

Возвращаюсь. Марк Фрадкин мне говорит: «На Сопот отобрали мою песню «За того парня». И я сказал, что с этой песней поедет Лева Лещенко». Тут надо пояснить, что и на «Орфей», и в Сопот из СССР не ездил никто. Один артист — туда, другой — сюда, третий — на «Братиславскую лиру»… О чем Фрадкину и напоминают. Но он в отличие от Оскара Борисовича уперся: «Или он, или никто».

Опять месяцы подготовки. Со мной работают лучшие аранжировщики Страны Советов. Володя Терлецкий, Боря Рычков, Леша Зубов. Аранжировки я делаю за свои деньги.

— Почем за каждую?

— Около ста пятидесяти рублей. Зарплата рабочего. «Жигули» первой модели стоили пять шестьсот. Моя концертная ставка на радио — девятнадцать пятьдесят, потом повысили до двадцати семи с полтиной за сольные концерты. Правда, мне за универсальность сделали оперно-камерную ставку: три базовые с надбавкой, а эстрадная — только две. Короче, в районе пятидесяти долларов за концерт. Чтобы нормально заработать, надо было спеть тридцать концертов в месяц. Бывало и больше…