Юби: роман

А тут нате вам: натуральный антисоветчик, с кучей друзей, с огромной перепиской. Это же буквально глоток свежего воздуха, даже и не глоток, а непрерывный обдув. Да одни командировки для выявления и привлечения его знакомых потребуют страшно подумать сколько офицеров. Кого привлечь к сотрудничеству, кого – к ответственности… А здесь, по месту проживания пожаловавшего внезапно преступника, сколько понадобится сил на всякие масштабные наружки-прослушки! А они еще и письма пишут, и даже в другие страны, не исключая потенциальных военных противников. Это же на сколько потребуется увеличить сметы-траты-штаты? Ужас и блеск!.. Не будь необходимости этого Прыгина разоблачать со всей строгостью, областные работники госбезопасности должны бы его на руках носить и целовать без перерыва.

Лев Ильич дал куче народу возможность радостной работы. И работали, не жалея себя, а уж тем более кого другого. Очень к месту пришлась идея капитана Матюшина о работе под прикрытием в непосредственной близости от объекта, без этого просто зашивались: наружка тупо шлялась по территории школы, невесть какую чушь отвечая на естественное любопытство: чего, мол, надо. Можно сказать, спас капитан своих коллег из наружки, на которых уже и собаку спускали, и ментов вызывали, и просто грозили морды начистить.

Усердно работали. Одних матюшинских еженедельных донесений под тысячу страниц. А еще свидетельства очевидцев о перемещениях объекта и его встречах, пересказы разговоров с ним, расшифровки телефонных переговоров… Тома подшитых документов могут много чего порассказать о преступнике и о его жизни. Не всё, конечно, – работа продолжалась. Сотрудники безопасности правильными кругами сжимали кольцо возмездия.

В таких делах спешить – себе дороже. Раздобудешь ненароком горячий и полностью обличающий документ, и все – кончай игру, арестовывай, сажай. А ведь сколько еще можно было разузнать всякого, только ведь во вкус вошли. Так что в этом деле преступника надо беречь – такие преступники каждый день на областных дорогах не валяются. Это в Москве где-нибудь, где диссиды этой немерено – винти хоть сразу по первому подозрению – все равно их надолго хватит, а здесь не Москва, здесь диссиду беречь надо и холить.

Так что все правильно было в операции, главную партию которой вел капитан Матюшин. Все было по плану, уточняющемуся каждый месяц. И не так уж важно, что не было конкретных улик. Можно хоть кого брать безо всяких улик и – в изолятор, а через неделю-другую появятся и нужные показания, и нужные улики – не впервой. Допрос у следователя КГБ – это, знаете ли, не беседа с придурочными добровольными агентами, там не подуркуешь.

Кто же мог предполагать, что какой-то паршивый областной прокурор посмеет вякнуть про необходимость бесспорных доказательств. Его дело подписывать нужные постановления, а не доказательства проверять. Да и не то удивительно, что прокурор вякнул, мол, без веских оснований санкцию не даст, удивительно, что начальник управления это стерпел и не поставил на место зарвавшегося наглеца, а наоборот, перевел тяжелый взгляд на Матюшина:

– Слышал, капитан? Не будет улик, пля, – лучше застрелись…

* * *

«Сам стреляйся, старая пля! – Матюшин в прежней надежде на добровольные показания несся из тренерской к Недобитку и прокручивал возможные варианты беседы с начальством. – Я могу и в отставку – у меня полно предложений. Меня приглашали остаться здесь, меня здесь ценят…»

Недомерок оглянулся, не подслушивает ли кто. Но кто бы его стал подслушивать? Кому есть дело до Недомерка и до того, о чем он думает? Особенно во второй половине пятницы погожим майским днем, когда все мысли о предстоящих выходных.

Алексей Иванович, завучев муж, выправлял себе обод велосипеда, совсем еще новехонького, на котором успели прокатиться почти все школьники, а сын не успел. Руки выправляли обод, а мысли были о завтрашнем отдыхе, который надо бы начать сегодня и провести максимально культурно, а для этого так мало возможностей. Ведь если подумать правильно, с государственной точки зрения, то борьба за трезвость нанесла непоправимый урон не только культурному отдыху советского человека, но и сплоченности советских людей друг с дружкой, в основе которой уважение человека к человеку, независимо от того, каким именно раздолбаем является этот конкретный человек. Любой ханурик мог спросить: «Уважаешь?» – и тут же удостовериться в искреннем уважении. А на чем держалось это уважение? На субботниках ваших долбанутых? Фигунь вам с огурцом! На совместном культурном отдыхе держалось уважение. А на чем держался отдых?..

Уразумев, какие государственные основы подрываются прямо на глазах, Алексей Иванович поспешил к Григорию, чтобы поделиться своим открытием. У котельной маялся водитель Сергей Викентьевич.

– Не ходи, – остановил он Алексея Ивановича. – Секретничают.

– Это с кем же?

– С Недомерком, с кем же еще!