Юбилей смерти

Доктор, плотный высокий человек с удивительно молодым свежим лицом, взирал на Диму с большим сочувствием. Угостил чаем, расспросил о жизни. Диме психиатр скорее понравился – в нем чувствовался большой оптимизм, сочетающийся с высоким интеллектом, что большая редкость среди гомо сапиенсов.

Убедившись, что посетитель эмоционально стабилен, Василий Цезарионович обратился к долгожданной для Димы теме:

– Снежана Чудай покончила с собой, к моему огромному сожалению. Она провела в моей больнице пятнадцать лет – по решению суда в специальном отделении особого режима, – доктор достал сигарету и закурил.

– Какой суд? Почему суд?..

– Знаете, вы лучше сами почитайте… – Ищенко встал из-за стола, снял с полки худенький томик. – Вот моя книга, здесь есть глава о случае вашей мамы.

– А почему ее стали лечить в психиатрическом отделении?

Ищенко на секунду замер, соображая. Столбик пепла с его сигареты обломился на лацкан белого халата.

– А вы не знаете? Вам никто не сказал?

– Нет. Понимаете, бабушка увезла меня сразу после аварии в Польшу. Мы считали, что мама умерла. Только я в это никогда не верил.

– Может, и не стоит вам это ворошить? Историю семьи иногда и вовсе лучше не знать.

– Но я хочу, – упрямо сказал Дима. – И даже не хочу, а мне надо это знать.

– Если надо…

Глава о случае С. занимала всего сто пятьдесят страниц от книги доктора Ищенко, Дима же читал эту главу всю ночь, переплетая с детскими воспоминаниями и ощущениями – очень скудными, обрывочными, неполными, зачастую щедро перемолотыми воображением.

Диме показалось, что ночи и не было, потому что он не заметил ни того, как стемнело, ни того, как взошло солнце. То есть, его глаза, наверное, это заметили, ведь он включил вечером и выключил утром лампу у кровати, но разум оставался словно зазомбированным строками текста.

Ищенко начинал рассказ с того, как к нему обратился его коллега и друг – травматолог А. Ч., жена которого С. лежала парализованной уже два месяца. Ищенко знал А. Ч. с самого детства – они учились в одном классе, вместе поступили в медицинский, только на разные факультеты. Продолжали общаться, закончив вуз.

Жену А. Ч. тщательно обследовали невропатологи и хирурги, но только развели руками, потому что физических причин паралича они не нашли. Ищенко начал осмотр с долгой беседы с С., но женщина на контакт не шла. Сам А. Ч. сообщил: паралич случился после того, как он сообщил жене, что хочет развода.

А. Ч. рассказал, как познакомился со своей будущей женой С. в компании друзей. С. сама назначила ему первое свидание, а он не решился отказать девушке, боясь ее обидеть. Свидание А. Ч. не вдохновило, но С. настаивала на дальнейших встречах. А. Ч. искал повода прекратить общение, его смущала настойчивость девушки, и он несколько раз пытался вежливо намекнуть, что не планирует романа с ней. С. делала вид, что не понимает его. Наконец, С. сумела соблазнить А. Ч. и забеременела, после чего он, как порядочный человек, предложил ей руку и сердце.

Ищенко позволил себе сделать вывод, что А. Ч. невольно обманул невесту, так и не отдав ей свое сердце, что и стало причиной последовавших несчастий.

Дима пытался вспомнить, рассказывали ли его родители о том, как они познакомились и поженились?.. Кажется, нет. А как родители общались между собой? Выражения лиц, слова, интонации? Все, что всплывало в памяти, выглядело тусклым, как кадры старых кинопленок. Пожалуй, он точно знал только то, что его мама очень страдает, а страдания ей причиняют все окружающие люди и все происходящие события.

Образ папы словно бы двоился в памяти. Дима помнит, как они играли в прятки – папа веселый, сильный, добрый. А вот – он сидит за семейным столом, опустив взгляд в тарелку. Мама выплескивает свои обиды, папа старается успокоить ее тоном доброго доктора. Маме это не нравится, она хочет другой реакции, она требует, упрекает, оскорбляет! Он старается шутить. В финале – мама рушится на пол онемевшей статуей. Папа относит ее на постель, звонит кому-то, успокаивает испуганного Диму: «У мамы нервное расстройство, ей надо отдохнуть!».

Ищенко изображал семью Димы объективно: манипулятор-мать, запуганный ее «болезнью» сын (Дима морщился как от лимона, читая это), отец, понимающий, что им манипулируют, но не видящий выхода из ситуации.

Образ А. Ч. Ищенко подавал мелодраматически: «пойманный в капкан своей доброты и нерешительности, несущий свой крест, отрекшийся от собственной жизни». Дима понимал – автор книги сочувствует другу, но и считает его отчасти виноватым в сложившейся ситуации. А. Ч. уже при первом знакомстве с С. обязан был доходчиво объяснить девушке, что она ему не интересна.

Дима не мог не согласиться – выводы психиатра совпадают с его собственными ощущениями.

О самой С. доктор писал даже не как о пациентке, а, скорее, как об иллюстрации общепринятой концепции истерического паралича.