Юбилей смерти

Семья С. и А. Ч. не представляла собой абсолютный уникум. Несчастный муж и несчастная жена вполне могут существовать в едином пространстве, уравновешивая свои беды, сосредоточившись на единых целях – детях, ремонтах, дачах, событиях и прочем. Вот только С. не могла смириться с тем, что муж не любит ее, и направить интересы на куда более важный объект – на своего собственного сына. Она привыкла являть собой центр Вселенной для себя и для окружающих. Сын мало интересовал С., она решила добиться полной самоотдачи мужа, его абсолютной преданности и любви. Но чем активнее С. действовала в этом направлении, тем сильнее она отталкивала от себя А. Ч.. Если бы жена не понимала причин своего недуга, если бы она стыдилась, испытывала вину, невольно вынуждая А. Ч. месяцами ухаживать за ней, он бы еще смирился. Но жена становилась все более требовательной, и А. Ч. начинал испытывать к ней отвращение…».

Ищенко настаивал на стационарном лечении в своем отделении психиатрии, но С. приходила в неподдельный ужас при мысли, что останется за больничным забором навсегда. А. Ч. естественно стал на ее сторону – он сам доктор и сознает меру опасности для своей жены.

Ищенко оказался вынужден отпустить пациентку домой, но со строгим указанием: внимательно следить за ее состоянием, принимать лекарства и без промедления обращаться за помощью, если возникнет подобная необходимость. Психиатр понятия не имел, что в ближайшем будущем произойдут непоправимые перемены.

Игорь Янов. Новые улики

Ева вышла из квартиры первой, чтобы придержать дверь для Игоря, несущего ее сумку. Однако первым из двери выскользнул вечный параноик Шарик, мучимый негаснущим подозрением: вдруг люди запрут его дома, а сами удерут? И что я есть буду?..

Широкая лохматая собачья лапа попала на красный листок бумаги, лежавший на коврике. Ева подняла его. Черные буквы угрожали: «Уезжай, проклятая сука, или тебе будет плохо!». Спрятать анонимку ей не удалось – Янов уже заглядывал через ее плечо.

– Что это?

Она обернулась к нему, не успев стереть с лица ощущение страха.

– Реклама!

– Реклама со словом «сука»?

– Это реклама случки собак.

Он протянул длинную руку и отобрал листок. Внимательно осмотрел, заприметив ясный отпечаток на черной букве «С». Янов потер по краю буквы «У» – краска не размазывалась. Значит, отпечаток оставил тот, кто взял лист из принтера еще горячим, с невысохшей краской. Аккуратно сложив бумажку, Игорь спрятал ее в свою папку с документами по делу брата.

– Ева, кто это мог состряпать?

– Тот парень, наверное. Сын Саши, Дима.

– Не думаю. Вчера он отпустил тебя, так что ему незачем сегодня угрожать. И ты говорила, что он не опасен, помнишь?

Она смотрела в сторону.

– Ева, я должен знать!

– Да все в порядке, Игорек! – она улыбнулась. – Иногда в моей работе такое случается. Искусство соблазнения – это как пистолет: можно сделать что-то хорошее, а можно навредить.

– Даже убить.

– Хочешь сказать, что я все же виновата в смерти Алены? Хотя бы косвенно?

– Ты оказалась звеном в цепочке событий, которые привели Алену к смерти. Но это не виновность, а стечение обстоятельств.

Ева заперла дверь и пошла по лестнице вниз. Шарик уже скулил у выхода из подъезда. Янов остался стоять у ее двери.

– Ты очень хитро перевела разговор, – сказал он в спину Еве. – А между тем этот чертов аноним вполне может оказаться и убийцей. Алену убили в том доме, где должна была находиться ты!

Она обернулась, не успев скрыть испуг.

– Ты хочешь сказать, что Алену убили вместо меня? По ошибке?

– Есть такая версия, – Янов спустился к Еве, и теперь их глаза находились на одном уровне. – Понимаешь, почему я так волнуюсь?

Ева молчала, и Янов, казалось, слышал ее мысли: она не хочет верить, что кто-то желает ей зла.

– Ну не знаю я, кто пишет эту гадость! – сказала Ева. – Свекровь умерла, а больше меня никто так не ненавидел!

В машине Янов сказал:

– Есть одно соображение. Я не могу не сказать об этом, хоть ты и расстроишься. Угрозы могла писать твоя дочь – бабка и отец науськали ее ненавидеть тебя.

– Нет, давай не будем так думать! Я же с ума сойду.

– Но ты не знаешь, какая она, та девочка! Ну, ладно. А что, если записки кропает твой бывший?

– Да ну!

– Он женат?

– Не знаю. Вэл – дурак полный. Как сказала моя подруга Машка: воплощение мужчины-тряпки!

– А что насчет этой самой Маши?

– Она моя подруга детства, как сестра. Все эти двадцать лет мы продолжали дружить. Обычно перезванивались, писали письма, иногда она приезжала ко мне в гости. У нее в Гродине школа танцев. Правда, дела идут не очень из-за большой конкуренции. Маша слегка депрессует, разъелась на этой почве.

– Может, она тебе завидует?

Ева скорчила рожицу – какую гадость слышу! Янов хмыкнул.

– А кто та блондинка в желтом, с которой ты разговаривала в фитнес-клубе?